лепестке трилистника. Таата глянула на декана и, приободренная его кивком, посеменила в последний лепесток.

Позабавившись реакцией студентов, мастер Пичельэ продолжил трудиться над рисунком. Теперь он изобразил еще один трилистник, только ножки у листиков оказались подлиннее. Центр же лепестков совпадал.

— Цели, в круг, — отдал новый приказ эльф.

Гад подтолкнул Лиса, Хага и Янку к престранному цветочку со словами:

— Вставайте.

Мало что понимающие, но очень заинтригованные студенты повиновались. Пичельэ придирчиво осмотрел свое творение и то, как в него вписались живые фигуры, взамен практически израсходованного вытащил из кармашка новый мелок, каким-то чудом ухитрявшийся не пачкать одежду. Перехватив инструмент поудобнее, в считаные секунды мастер заключил свой «цветик-шестицветик» в равносторонний треугольник.

— Опоры и поручители, ваш черед! — отрывисто приказал толстячок, с лица которого сбежала улыбка. Кажется, рисование давалось ему нелегко.

По углам треугольника встали деканы и ректор. Художник несколько раз глубоко вздохнул-выдохнул, наклонился и, не прерывая линии, не оглядываясь и не примериваясь, вписал треугольник в круг. После чего поспешно вышел за пределы рисунка. Уколов палец о красивую и, как раньше полагала Яна, чисто декоративную пряжку ремня, преподаватель измазал кровью остатки мелка и метко послал их в центр рисунка. Мелок почему-то рассыпался красными брызгами-каплями. Линии запылали холодным синим огнем, бросающим на лица собравшихся причудливые тени. Мастер Пичельэ из добродушного толстячка превратился в суровую глыбу. Даже улыбчивый рот казался трещиной, вырубленной первобытным жрецом в монолитной скале.

Эльф-призыватель открыл рот и исторг из глубины легких нечто среднее между хрипом, скрежетом и воплем. Яна смогла разобрать в этом диссонансном сумбуре лишь отдельные слоги:

— Кжгрх… тргрв… фффззаргжжж…

Выпалив это непроизносимое нечто, мастер простер руки к сердцевине узора, где примерно в полуметре над полом практически сразу начал формироваться полупрозрачный шар, словно выдуваемый незримым стеклодувом из затемненного стекла. Слабый свет чертежа ритмично запульсировал. В шаре поначалу было пусто, потом появилась дымная взвесь, и вот уже внутри оказалось нечто, кутающееся в плащ с капюшоном.

— Ясного дня. Прости, что вызов столь официален, но нам нужна особая услуга, — промолвил Гад.

Капюшон развернулся в сторону дэора, ожидая конкретизации просьбы.

— Отыщи и доставь в академию того, кто подчинил волю этих троих. — Декан поочередно указал на каждую из жертв Паука: Таату, Мисаги и Стефаля.

Капюшон едва заметно склонился, обозначая кивок еще не согласия, но внимания к словам говорящего.

— Того, кто жаждал гибели этих троих, — продолжил Гад, на сей раз указывая на Яну, Лиса и Хага.

Капюшон снова обозначил движение и уточнил хриплым шипением:

— Оплата?

— Артефакт-накопитель силы? — вступила в переговоры Шаортан. Наверное, по праву ректора лишь она имела право вести торговлю.

— Нет, — резко скрежетнул призванный.

— Твое условие? — выгнула бровь дракесса, ничем не выказывая нетерпения или неодобрения поведения типа в плаще.

— Пусть она, — рукав махнул в сторону Яны, — уберет в моей комнате.

— Твои апартаменты регулярно чистят знаком Игиды, — удивилась Шаортан, выгибая бровь. Кажется, ректор искала подвох в требовании и пока не могла найти. Ничего невозможного испрошено не было. А странности… так у кого их нет?

— У меня от пыли Игиды чешется чешуя, никакая ванна и крем до конца не помогают, — совершенно по-человечески пожаловался незнакомец. — А она, — рукав опять взмахнул в направлении землянки, и раздалось одобрительное ворчание, — умеет убирать руками. Пусть завтра уберет!

Янка в ответ на вопросительные взгляды собственного декана и ректора пожала плечами и кивнула. Если для пользы общего дела, да и своей собственной — почему бы и не убрать? Это не дополнительную контрольную по знакам писать!

— Хорошо, сделка, — дала согласие Шаортан с царственным кивком. — Доставь сюда преступника.

— С-сделаю, — прошипели в ответ.

Плащ с капюшоном истаял клочьями, демонстрируя фигуру, очень отдаленно напоминающую человеческую или даже скорее обезьянью. Если, конечно, можно представить гигантскую фиолетово-багровую безволосую чешуйчатую обезьяну с чернильными узорами, глазами навыкате, какими-то вывороченными ноздрями, клювом с частоколом острейших зубов вместо рта и тремя хвостами, каждый из которых оканчивался крюком.

Вызываемый втянул в себя воздух, словно был собакой, берущей след, и исчез из центра рисунка, Пичельэ вздохнул с облегчением, вернул на лицо улыбку и вполне благожелательно оповестил участников действа:

— Жертвы и опоры могут покинуть круг ритуала.