пасть соорудить умеют. Знают рыбные места и способы ловли, работают с сетями. Чингачгуки маленькие: тихо ходить умеют, жару и холод терпят. Каждый может управлять моторной лодкой, мотоциклом и небольшим колёсным трактором, бензопила и электрогенератор им хорошо знакомы.

У них с детства были особые инструкторы, не городские, а таёжные, с обветренными загорелыми лицами, с щетиной, а порой, о, ужас, даже с запашком. Их редко встречаешь в посёлке, гораздо проще на заимках, где они возятся с капканами и занимаются честной ходовой охотой. То есть, пешочком. Они весьма характерно выглядят. Мало кто из этих людей имеет современный камуфляж и оружие, всё старенькое, потрёпанное, но исправное. На плечах — ружья, на ногах — болотники. У них до сих пор в ходу смешные брезентовые палатки домиком, жуткие лодки типа «нырок», которые можно переносить одному, самособранные патроны, и минимум снаряжения вообще.

Ходят-бродят себе меж протоков, рукавов и озёр, потихоньку и очень экономично наколачивают добычу. Где-то на грунтовке стоит трижды реанимированный УАЗ или «Нива». Добыча обрабатывается прямо в поле, багажник принимает полуфабрикат. Далеко не все из них знают о существовании угловых минут и прицельной сетки мил-дот. Они просто очень хорошо бьют гусей и ловят соболей. И, если уж чего подскажут, то не о модели прицела или характере тюнинга, а чисто по делу: «Ты самым низом вкруг озера не иди, через лиственницы не ломись, лезь под ивами, оне не трещат… И вообще, ниже давай, сынок, тише будь!» Они вообще редко говорят о самой стрельбе. Гораздо чаще — о подходе, маскировке, скрадывании, засаде.

Неинтересные люди, в социальной сети с такими молчунами не поболтать. Только очно выпить в звенящей тишине тайги.

Вот только конечный результат их работы всегда впечатляет. С абсолютным минимумом затрат, на минуточку. Конечно, тут можно возразить, что если эксперты из сафари-клубов, прилетающие на вертушках, захотят, то они такого наколотят… Я не спорю, наколотят, если захотят так вкалывать не ради азарта, а ради плана.

Может, захотят, а может, и нет. Непросто изъявить осознанное желание корячиться трое суток по холодным болотам, да ещё с таким пузаном, что многие отрастили в молодые сорок лет. Может, смогут наколотить. А может, и не смогут. Потому что стрелять на чистом стрельбище интересно, а ползать по грязи — нет. На культурной платной засидке в угодьях посидеть интересно, а в простенькой самостройной засаде, без тёплой избы в радиусе двадцати километров — нет. На сверхдорогих вертушках полетать над тайгой, постреливая, где удобно, интересно. А вот пройти пешком километров сто в поисках добычи — ни черта не интересно. Заброситься транспортом и с заповедного места из полуавтомата «Бенелли» с удлинителем наколотить в сезон сотню гусей интересно. Вертушка и заберет тебя вместе с трофеем. А вот отыскивать и набивать регулярно дичь для пропитания большой семьи…

Славные пацаны, быстрее бы они подрастали, отличные опергруппы из таких можно будет составлять. Конечно, к боестолкновению с хорошо обученным и экипированным противником они в принципе не готовы. Но сделать их этих рябят настоящих волкодавов будет гораздо проще, чем из городских ребят. Эти всегда возьмут своё от тайги, можете не волноваться, точно возьмут. Даже если закончатся последние моторки и вездеходы. И сегодня, вижу, хорошо поработали, добытчики, мамкина радость.

На нас они не обратили никакого внимания, увлёкшись своим разговором. Дети гораздо более адаптивны, чем взрослые, они проблем постапокалипсиса, так, как оцениваем и воспринимаем их мы, не разбирают. Сейчас у них по расписанию идёт счастливое время познаний и приключений. Познают быстро. И, надо, заметить, себя они уже вполне могут обеспечить.

— Тогда пошли.

Я первым встал со скамейки, когда он неожиданно сказал:

— Он историк.

— Кто?

— Что ты на меня вылупился, как Ленин на буржуазию? Или краевед, как наша любознательная Дашуля Закревская. Представь, что он всю жизнь изучал историю родного края, копался в архивах и на местах, статьи умные пописывал, лекции детям читал, даже ездил на конференции, передовик научного производства. Со временем дорос до собственных теорий, с возрастом некоторых учёных в появляется тяга к альтернативному. Начал выдумывать что-то своё, потом стал это выдуманное обосновывать, злиться, что получается не очень, принялся тянуть липовые факты за уши, вот и доигрался.

— Кто учёный, этот маньяк? Ты серьёзно, Яковлевич? — спросил я тихо.

— Или старательно выдающий себя за маньяка… — столь же тихо и как-то лениво предположил староста Подтёсово. — На самом же деле, представь такое, Ландур воплощает в жизнь свою выстраданную теорию Нового Мира, осуществляет отсев наиболее мобильных, опасных, которых в выдуманной им схеме много быть не должно, такой вот расклад. Но это я так, в порядке фантазии. Ладно, двигаем.

— Не, мне подумать надо. Давай сделаем так, — предложил я. — Пока ты будешь отдаваться на растерзание ходоков, я домой заскочу. Кота покормить нужно, да и переоденусь, пожалуй. В правление подъёду через полчасика.

Дом у меня маленький, уютный, находится почти в центре. Сам выбирал. И соседи хорошие, в плане того, что их почти нет, соседей. Тихо вокруг, лишь через три дома живёт одна многодетная семья. Двор тоже на загляденье, ни черта в нём не посажено, лишь две высокие берёзы стоят у сарая. Сейчас все записались в садоводы-огородники, выращивают всё подряд, держат кур и кроликов. Я бы тоже запросто мог, люди помогли бы освоить. Да некогда, и смысла не вижу. Не для семьи моё жилище, маловато будет. А большее заводить пока что нет повода.

Так и живу с котом по имени Гаранд. Пушистый, редкой окраски для кота, безумно рыжий, почти до конопушек. Котяра напомнил мне американского сержанта из поздних вестернов, и марка винтовки пристегнулась как-то сама собой. Большую часть времени усатый проводит в поселковой зелёнке, где