грузом провианта, тамошняя община выразила готовность сотрудничать и участвовать в схеме. Ходил плавмагазин «Провокатор» и сухогруз «Гдов», всё прошло гладко. Попутно Петляков попытался выполнить и ещё одну задачу: в очередной раз забиться на диалог с изолянтами Железногорска.
Муку они привезли, диалог в очередной раз предсказуемо не состоялся, не хочет пока городок атомщиков с нами контактировать, боится. На Енисее всё так же стоят вышки охраны, дежурят вооружённые патрули, отгоняющие от берега любое плавсредство, вплоть до пулемётных очередей. Длинный туннель под Енисеем закрыт глухим блокпостом. Живут они там предельно замкнуто, и никто не знает положения дел в этом анклаве. Сколько-то они, конечно, продержатся и без внешней помощи.
Это ЗАТО имеет на своей территории «Комбинат «Саяны» сибирского окружного управления Российского агентства по государственным резервам», склады «Росрезерва», проще говоря. Закрома Родины — ранее часто употребляемое словосочетание, частенько произносимое секретным шёпотом. Но где находятся эти самые таинственные закрома, чем они полны и в каком объёме — достоверно никто никогда не знал. Отчасти закрома находятся в Железногорске, где это специальное предприятие работает с 1971 года. В законсервированных выработках горно-химического комбината, в ноздреватом теле огромной горы и хранится стратегический запас страны. Естественно, продукты не должны были лежать там веки вечные, когда подходило окончание срока годности, они уходили через торговые сети, а склады наполняли новым товаром длительного хранения. Это не просто склады с продукцией. На комбинате «Саяны» были разработаны специальные технологии и созданы идеальные условия хранения, позволявшие продлить сроки хранения. Например, сахар у них хранится двенадцать лет. Простому человеку трудно даже представить, сколько ништяка там припрятано. Говорят, что стеллажи с тушёнкой насчитывают до тридцати восьми рядов в высоту. Чего ж не держаться?
Ничего, никуда они не денутся. Как только начнёт заканчиваться жидкое топливо, так и прозреют. Года через два-три взять солярку и бензин будет негде, кроме как в зоне владений Норильского изолята, которому принадлежат новые нефтяные и газовые месторождения правого берега реки, НПЗ и фабрика по очистке газоконденсата. А пока… Лишь бы у них там всё нормально было со всеми этими уранами-плутониями, технологиями да хранилищами отработанного ядерного топлива. Пусть не болеют.
С нашим подтёсовским старостой, Храмцовым Василием Яковлевичем, мы беседовали, сидя на скамейке перед роскошной березовой рощей, многие года встречающей приплывающие сюда пассажирские и грузовые суда. Все, кто здесь когда-либо побывал, отмечали красоту этих деревьев и ухоженность места.
Наш общинный староста — видный мужик возрастом за пятьдесят, но вполне ещё в силе, с заметными с первых секунд общения повадкам лидера и огромным жизненным опытом. Высокий, с широченными плечами и толстыми ручищами, очень плотный, крепко сбитый, что ли, человек-монолит. Обветренное лицо украшают огромные пшеничные усы, солидное пузо нависает над ремнём с кожаными ножнами, самоуверенные глаза смотрят на собеседника насмешливо, мол, могу себе такой выпирающий багаж позволить, положено по сроку службы. Одет Храмцов совершенно не в традициях представляющегося многим типажа руководителя захолустного, как сказали бы раньше, поселения.
Ожидаемому брезентовому плащу или защитного цвета куртке со свитером под ним он предпочитает современное и по-своему стильное. В данном случае на старосте был импортный комплект военной формы ACU, состоящий из брюк и кителя в камуфляже multicam. На ремне висела ещё и кобура с пистолетом «Глок», который староста во всеуслышание обещал отдать тому, кто добудет ему революционный «Маузер К-96» калибра 7,63- мм, да чтобы непременно с кобурой-прикладом из крепкого дуба, обшитой кожей, с карманчиками и инструментом. Не знаю, я бы на маузер не менялся. И аналогичную кобуру-приклад для АПС заказывать не стал, хотя мастер был готов её сотворить, обошёлся кожаной.
Так что выглядел староста вполне современно и воинственно. Впечатление портила лишь обвисшая кожаная кепка, с которой он никак не хотел расставаться.
Чуть в стороне у дороги стояли две машины. Одна из низ — двухсотый «Лендкрузер» Василия Яковлевича, блестящий чёрный зверь, достаточно новый, но уже поцарапанный, а местами и помятый, как и положено выглядеть тяжелому джипу, которому владелец даёт серьёзную нагрузку. В Подтёсово таких три, они заботливо сняты осенью с баржи, на которой должны были отправиться к покупателям в Норильск. На двух других работает мобильный патруль, они, кстати, могут и тут появиться. Согласно регламенту, в течение двенадцатичасовой смены экипаж из двух человек обязан объезжать территорию посёлка по утверждённому маршруту не менее четырёх раз. Мало ли что… Медведь может зайти, или, что ещё хуже, случайный синяк. Хотя их и выкосили на нашем берегу в так называемой безопасной зоне, и довольно обширной, порядок утверждён, он исполняется. В остальное время ребята работают по незримому внешнему периметру безопасности.
Есть и стационарный водный пост, тоже парный, с двумя моторками. Специальный балок стоит на берегу, ближе к Енисею. Итого служба подтёсовского патруля насчитывает десять человек, включая женщин, большего община выделить не может, очень много других дел и задач.
Рядом ждал хозяина и мой транспорт, бордовая опелевская «Фронтера», уже прилично возрастной внедорожник, который я зимой перегнал сюда по льду из Енисейска. Напротив скамьи на спокойной воде затона спал заслуженный дебаркадер пристани. Подтёсовский дебаркадер установлен не так, как в других посёлках. Не параллельно берегу, а уткнувшись в него. С одной стороны к нему пришвартован мой КС-100, а с другой полчаса назад встал местный разъездной теплоходик «Кан».
— Говоришь, этот твой маньяк не из красноярских будет?
