на землю, приписывая к какому-то селу или посёлку, где им для обработки и прокорма выделялся надел. Однако мало кто из них хотел становиться крестьянином, отличная земля просто не обрабатывалась… Население от уголовников страдало страшно, люди постоянно обращались к правительству с жалобами. Количество ссыльных порой в два раза превышало число старожилов. Сосланные должны были платить подать, но поскольку не имели средств к существованию, то все выплаты ложились на коренное население, так называемых старожильцев. А вся эта пришлая синева занималась грабежом, кражами и мошенничеством. Под влиянием уголовников нравы, обычаи, привычки, внешний вид и даже язык сибирских жителей менялись, и далеко не лучшую сторону
Со временем становилось очевидным, что гораздо выгоднее содержать преступников в тюрьмах центральных губерний, чем отправлять их за тысячи верст в Сибирь, где исправлялась лишь малая часть. Но политика оставалась прежней: высылать преступные элементы из центральных районов России, именно так заселяя малообжитые земли. Многие понимали, что эффект будет нулевой, но существующий порядок не менялся. С первых лет присоединения Сибири к России сформировалось отношение к ней, как к ссыльному краю, где удобно и якобы выгодно селить уголовных и политических преступников. Несколько столетий исполнилось такой политике!
Перед семнадцатым годом на Енисейский север погнали революционеров и смутьянов всех мастей, в Курейке сидел сам Сталин, тогда ещё Джугашвили. Особенно много пригнали анархистов. В районе Туруханска их накопилось столько, что они подняли восстание, захватив город, и сожгли управление полиции, а заодно и бесценные исторические архивы Мангазеи. Испугавшись содеянного, эти деятели большим отрядом отправились вниз по реке к Дудинке, а оттуда через весь Таймыр на Хатангу, решив, ни много, ни мало, пройти северами на Чукотку, а там через Берингов пролив сбежать в Америку. Но это отдельная история, полярный вестерн...
Советская власть опыт власти царской не забыла, учла полностью: на севера потянулись новые этапы ссыльных кулаков с семьями, а также интернационал, в контингенте было много немцев Поволжья и прибалтов, особенно перед войной. Начиная, пожалуй, от Кривляка, здесь сплошь ссылка, уже не разбавленная обычными деревнями, как это было южней. Многие сёла приобрели этнический окрас: немецкие, литовские, эстонские. Жили очень трудно. Людей выбрасывали на берег, давали скарб, средства ловли и добычи, показывали на покосившиеся дома тех, кто плюнув на промыслы в своё время ушёл искать золотишко, и уплывали. Инструктажа и обучения, естественно, никакого. Живите, как хотите.
Время сгладило ужасы истории, залепило годами-заплатками страхи, но старожильцы всё помнят и рассказывают об этом детям. Не удивительно, что и сейчас редкие люди, живущие на севере Енисея, в начале разговора сразу воспринимают нас точно так же, как старый вор Решёта — власть пришла, добра не будет.
— Яша, винтовку принеси, — раздался за спиной голос капитана. — Целится, сволочь, высматривает, вдруг этот кержак стрелять вздумает! Эх, гранатомёт бы мне!
— Не выдумывай, — я опять пресёк разговор на запретную тему. — Тебе уже и «Корда» мало.
— Сатрап! — пафосно воскликнул шкипер, а его брат добавил:
— Пулемётик, господа милитаристы, к вашему сведению, у Мозолевского в мастерской на верстаке лежит, разобранный на кучу маленьких пистолетиков, я полчаса назад к нему заходил. Механик у нас человек любопытный.
Могут и пальнуть, вчера по «Гдову» уже кто-то пару раз пострелял с берега, засечь сволочей не успели. И «Корд» не поможет, сейчас Михаил колдует над ним, создавая первую турель. Ну, разобрал для знакомства…
— Во-во, Яша! А тут сплошные душегубцы! — гаркнул Кофман, кивнув в сторону бесконечного берега покинутых поселений, где, словно покосившиеся кресты, на тысячу вёрст тянулись вдоль Енисея то и дело возникали среди тайги заросшие стропила.
Чем дальше к Полярному кругу, тем больше попадается давно заброшенных деревень ссыльнопоселенцев. На части из них остались охотничьи заимки, кое-где живут по одной семье. От Игарки до Дудинки почти все сёла заколочены, далее к низовьям картина не лучше, хотя там люди через одно село жили — был экономический смысл добычи рыбы и её продажи, прежде всего, Норильску… Кстати, Норильский комбинат ссыльных тоже использовал, и очень активно, забирая себе наиболее грамотных, толковых и энергичных. Они работали спецами в Норильске и Игарке, в Дудинке и Усть-Порту. Некоторые достигли высоких должностей.
Однако большинство тягот ссыльнопоселенцев были связаны со скотством местечковых царьков, которые, находясь практически вне зоны контроля из края, творили в деревнях всё, что в голову взбредёт. Мне рассказывали историю о том, как в одном енисейском селе командовал председатель колхоза по фамилии Давыдов, уверяющий, что он тот самый Давыдов, описанный Шолоховым и сосланный в Сибирь, как свидетель некой правды, не рассказанной знаменитым писателем. Абсолютный деспот и беспредельщик, ещё и алкоголик. В хозяйственных итогах одни приписки, а всю выловленную рыбу сбывал капитанам проходящих судов, выручку в карман. Его и его револьвера боялись все. В конце концов этот Давыдов заигрался настолько, что решил создать личную крепостную деревеньку имени самого себя — Давыдово. И до пятидесятого года о существовании крепостного поселения никто не знал, представители власти обнаружили неизвестное поселение с самолёта, — тогда специально летали в поисках староверческих скитов и заимок. Только тогда его и шлёпнули у стенки.
Конечно, с северов всегда бежали, ссыльным сделать это было несравнимо легче, чем зэкам Норильлага, хотя и там побеги случались. Бежали
