ли?

– Да, конечно, не один. Но если выбирать между социалистами, исламистами и крайне правыми – я выбираю крайне правых. По крайней мере, они стоят на государственнических позициях.

– Они убили моих людей – героев, проливавших кровь во имя России! Они пытались взять власть! Они убили Анахиту и сына твоего брата! Малолетних детей – они убили и сожгли! Убили и сожгли ребенка! Хороши государственники!

– И по кому ты больше горюешь?

Я отвернулся к окну. Не хотел разговаривать. И молчал, пока не почувствовал, как Ксения встала сзади. Положила руку мне на голову.

– Господи, ты же совсем поседел… – надтреснутым голосом сказала она, – извини. Я знаю, что я… но я не могу иначе. Я должна думать о будущем государства, я не имею права думать о себе.

– Вон там снайпер, – показал я в окно.

– Что?!

– Или вон там. Или вон там. Представь, каково жить под прицелом. Ты не хуже меня знаешь – кто это все затеял. Эти люди живы до сих пор, они продолжают жить и они все помнят. Ты считаешь, что вы по обоюдному согласию свалите все на Каляева – и все закончится? Ничего не закончится. Тот, кто злоумыслил против Престола, по-хорошему уже не остановится. Мы начали воевать, войне не видно конца и края, мы упились кровью настолько, что уже ничего не чувствуем, когда ее льем. Выросло целое поколение волков, им только скажи «фас» и… Им наплевать, кого – фас. Идея военно- террористической диктатуры, закамуфлированной под регентство, никуда не делась, Павел пока не готов принять трон, он совсем пацан, и я это тоже вижу. Они его тоже убьют. Но сначала – тебя. Выбирай – хочешь ли ты жить под прицелом.

Ксения какое-то время стояла молча. Потом спросила:

– Что ты предлагаешь?

И я рассказал.

Юлия жила на втором этаже большого четырехэтажного дома, занимая те апартаменты, которые в свое время достались ей от отца, давно бежавшего из страны за обвинение в подрывной и антигосударственной деятельности. Жилплощадь у нее конфисковали по суду – но так и не продали, и долгое время она стояла бесхозной – а сейчас ей вернули и эти апартаменты, и немало другого, что отец не успел продать или обезопасить перед тем, как бежать из страны. Что не сумели вернуть целиком – выплатили компенсацию, потому что она была уже не неблагонадежной беглянкой из страны, не политической террористкой, членом группы, умышлявшей против Августейшей фамилии, а директором спецслужбы, чиновником четвертого класса, действительным статским советником, что соответствовало званию генерал-лейтенанта по армейскому ведомству и контр-адмиралу по флотскому, гофмейстером Свиты. Думаю, что скоро ее ждет повышение до тайного советника. Заслужила…

Ее охраняли. Так, как охраняют только высших чиновников Империи, занимающихся борьбой с терроризмом. У меня не было пистолета – не успел раздобыть, выйдя из Зимнего – но все равно меня остановили и обыскали, я даже не дошел до дома. Только по звонку – разрешили подняться.

Юлия встретила меня в домашнем костюме, но отнюдь не в халате, в котором кавалеров встречают опустившиеся и не следящие за собой дамы. Удобное и современное черное платье от Демюра, придворного портного, серебряные украшения от безвестного еврейского ювелира из Краковского предместья. Неуловимо стильно, я бы так сказал.

– Привет…

Мы обменялись дружескими поцелуями…

– Я кофе сварила, будешь?

– Увы, душа моя, нет. Голова болит. И отнюдь не после вчерашнего…

– Тебе надо лечь на полное обследование. Это безумие… то, что ты сделал.

– А то, что вы сделали?

Юлия совершенно спокойно взяла чашку капучино из аппарата.

– О чем ты?

– Перестань…

Я внимательно посмотрел на нее.

– Давно подружились? Я думал, вы ненавидите друг друга…

Юлия села напротив меня, закинув ногу на ногу. Все те же движения… только усердная работа над собой, посещение фитнеса, скудное питание дает такой эффект. Рядом с Майклом она выглядит как старшая сестра, а не как мать…

– Догадался… когда?

– Сейчас. Ты сказала. Хотя… могу сказать, на чем мы ошиблись. Хотя бы это платье. Женщины, которые ненавидят друг друга, никогда не будут одеваться у одного портного, никогда не будут совершать покупки в одном и том же месте, это исключено.