Каляев больше не хотел никакого раза, ни этого, ни следующего. Против лома нет приема. Он хотел два миллиарда рейхсмарок – ни больше, ни меньше…
И баста.
На улице грохотала перестрелка, стальные стены, укрепленные вырезанными из списанной бронетехники листами, резонировали от многочисленных попаданий пуль. Но пока держались. На первом этаже капитан второго ранга пробежал коридор, отомкнул один за другим два замка, которые были в комнате. Отступив, посветил фонарем.
– Встали и на выход, – коротко приказал он, – мы уходим.
Они встали. Женщина, двое детей. Рослый парнишка с бледно-голубыми глазами цвета крымского неба и светловолосая очаровашка с ярко-синими романовскими глазами цвета кобальта.
Каляев отступил в сторону.
– Пошли, пошли, живо!
Девочка вышла первая, женщина вторая. Парнишка шел третьим, Каляев не ожидал от него ничего, он уже думал о том, сколько его людей еще на ногах, как пробраться к взлетке, и цела ли еще техника – а если нет, то как, мать их всех, уносить отсюда ноги. Он был уверен в одном – лагерь скоро снесут артиллерийским огнем, если уже не сносят – а за ними будут охотиться, как за бешеными собаками. Но два миллиарда марок – достаточная сумма, чтобы устроиться в любом месте цивилизованного мира. Возможно, он что-то даже оставит…
– Мама, бегите!
Крикнув это, парнишка кинулся на него, в руке у него было что-то вроде заточки. Он еще не знал, что исход боя был предрешен еще до его окончания.
Во-первых, он закричал. Профессионалы – а он всегда хотел в спецназ – нападают молча и неожиданно, без предупреждения, без крика, потому что одновременно кричать и нападать ты не можешь, а враг может среагировать за доли секунды. Но ему казалось важным, чтобы спаслись мать и сестра, любой ценой. И его никто не учил – как надо. Отца у него не было…
Он подобрал и спрятал кусок железа на заводе. И заточил его, шоркая об стену. Надо было атаковать, чтобы убить, целясь заточкой в глаз или в горло. Такой штукой запросто можно прирезать или нанести такое ранение, что противник «потеряется» от болевого шока. Но только он попытался и ударить заточкой, и выдернуть пистолет из кобуры. А так не бывает, особенно если противник старше тебя, сильнее и опытнее. Надо вкладываться в единственный шанс, который есть.
Каляев, бывший оперативный офицер военно-морского спецназа, сумел отбить заточку, удар которой был нацелен в горло – грязная сталь просто оцарапала горло. Но все равно – это было неожиданно и больно. Он выхватил пистолет, но парень навалился на него с силой, которую нельзя было предугадать. Это была сила уже не подростка – молодого мужчины, всадника, привыкшего иметь дело с лошадьми и уделяющего внимание своей физической форме.
Он не сумел выбить окончательно заточку. Свободной рукой выхватил пистолет – но парень тут же вцепился в вооруженную руку с недюжинной силой, не давая поднять оружие. Он попытался поднять оружие – и почувствовал, что не может. Парень давил с такой силой, что рука онемела, и вдобавок он мог заклинить затвор.
И отступить было некуда. Они молча сцепились в тесном дверном проеме – старый волк-вожак, альфа-самец, и молодой, оспаривающий право на лидерство.
Тогда он задумал ответный ход: внезапно отпустить пистолет, парень «провалится», а у него в кармане есть «ругер», в барабане которого еще четыре патрона. Перехватить же пистолет за рукоять и применить его он не сможет. Он сам бы не смог.
