на что Павел мог и не согласиться. Если не согласится… бродили разные мысли, согласия не было. Вырывать отречение и у Павла – притом что Император, короновавшись, мог их и не помиловать, несмотря на то, что они преподнесли ему корону: надо понимать, бунтовщики, изменники и заговорщики не нужны никому, и неважно, на чьей стороне они выступают. Если вырвут – что дальше? Дальше – по списку наследования? Не факт, что вообще любой другой Император их помилует. Военная диктатура – с этим было связано немало проблем, нельзя в великой стране просто так взять и установить военную диктатуру, как в какой-нибудь захудалой банановой республике: люди не поймут, у людей здесь чувство собственного достоинства есть. Да и военному диктатору тоже мятежники не нужны. Провозглашать республику? Большей частью заговорщики были из высших слоев общества, при слове «республика» их начинало мутить. Да и все помнили – чай, школьный курс истории прослушали, – какой кровавой катастрофой закончилось свержение монархии и провозглашение республики во Франции. Два века – и страны, претендующей на мировое господство, просто не стало! А заговорщики не были самоубийцами, они хотели власти и славы, а не разрушения страны.
Не было общего мнения относительно того, что делать с Ее Высочеством, Регентом Престола, наиболее опасным человеком в русском политическом раскладе. Наиболее мягкое предложение предполагало интернировать ее в Гельсингфорсе или Крыму, где у Романовых есть владения – по сути, все княжество Финляндское имело уникальный статус, это была не российская земля, а вотчина Романовых, личное владение семьи – так пусть там и живет как частная гражданка. Разумные на это возражали, что и Гельсингфорс, и Севастополь – крупные базы ВМФ, и соседство опальной, но явно умной и мстительной принцессы дома Романовых с боевыми кораблями флота не приведет ни к чему хорошему. Следом шло предложение выслать ее в Европу с запретом появляться в России – на то возражали, что тот же Кайзер может предпринять меры по подавлению государственного переворота, просто из чувства солидарности: сегодня ее скинули, а завтра – тебя! Далее шло предложение построить в захолустье дворец и интернировать ее там, лишив всех видов связи, чтобы она там доживала свой век. Наиболее радикальные – предлагали убить и ее, и князя Николая, ее сына, чтобы не было никакого риска. На это тоже нашлись возражения – убийство женщины, а тем более и ее ребенка моментально отшатнет от них очень многих, они будут не спасителями Отечества, а убийцами. Но сговорились на том, что надо изолировать, нейтрализовать или убить наиболее преданных и опасных сторонников Великой Княгини. Первым в списке шел адмирал Александр Воронцов, отец ее сына, адмирал флота, пользующийся значительным уважением и знающий, как проводить специальные операции. Оставлять такого человека в живых было очень опасно.
Пока заговорщики в штабе округа обзванивали части, объясняли ситуацию, заручались согласием тех или иных офицеров, угрожали одним, улещивали других, пока обрабатывали жандармерию и полицию – в Санкт-Петербург с разных сторон города начали незаметно и неотвратимо просачиваться люди. Все – молодые, до тридцати пяти лет, с большими сумками, в неброской одежде. Тихо и незаметно они скапливались в центре, у мостов, у основных магистралей города, просили воспользоваться стационарными телефонами, иногда говорили по мобильным о своем. Фотографировали – благо в каждом мобильном сейчас фотоаппарат – и отсылали куда-то снимки. Они были как маленькие капельки ртути на стекле – пока они неподвижны… но стоит чуть наклонить – и они тронутся с места, побегут все разом, подрагивая и сливаясь в одно металлическое озерцо…
Поскольку Нева сама по себе не приспособлена для прохода больших кораблей, было принято решение использовать пять эсминцев новой, «девяностой», серии.
Пять эсминцев собрались в Колчаковской гавани[21] у пристани, ведущей к Форту Петра. В машинах были разведены пары, по пристани бежали моряки в повседневной черной униформе, только получившие оружие. Боцманы, соревнуясь друг с другом в виртуозности матерщины, собирали десантные партии…
– Господа, стройся!
Пять коробок – у кораблей. Форма самая разная – от черной, морской пехоты до огнеупорных комбинезонов корабельных механиков. Вооружены тоже наспех – из корабельного арсенала. Кому не нашлось места на берегу, слушает с борта самих кораблей.
Все вдруг увидели Ее Высочество, принцессу Ксению, она была в открытом внедорожнике, рядом с адмиралом, командующим. Внедорожник остановился у пристани.
– Господа!
Говорить доверили капитану первого ранга Грузинскому. Грузинский – точнее, Светлейший князь Грузинский – такова была его фамилия, он происходил из рода царей Грузии, восходящему к царю Ираклию Второму. Потомок грузинских дворян по мужской линии и принцессы Елены Астурийской де Бурбон, представительницы испанского королевского дома Бурбонов по женской линии, он был человеком горячим, увлекающимся, и одним из его увлечений была нынешний Регент Престола. Ради нее – он готов был атаковать Петербург хоть на крейсере, хоть на авианосце, хоть на прогулочной лодке.
– Мятежники и предатели посмели осквернить Правящий Дом незаконным требованием отречения! Гвардия взбунтовалась, предав присягу, остальные хранят позорное молчание! Моряки! Андреевский стяг знают пять океанов! Так пусть же теперь перед ним склонятся негодяи и предатели! Ура, господа!
– Ура!!!
– Ура!
– Ура! Ура! Ура!
– Ваше Высочество, желаете что-то сказать?
