Тишина, затем несколько раздраженное:
– Леди Сонхейд, а вы не обнимете меня?
– Нет, – устроилась на диване поудобнее, – и даже не поцелую.
Несколько мгновений тишины, пока Гаэрд шел в гардеробную, чтобы повесить пальто. Затем случилось то, чего я так ждала:
– Ким, дорогая, а что на вешалке делают слишком маленькие даже для тебя башмачки?
С трудом удержавшись от смеха, я так же громко ответила:
– Дорогой, поверь, они еще очень даже большие, но пусть останутся на вырост.
Тишина.
Далее несколько напряженный вопрос:
– Моя леди, а ты хорошо себя чувствуешь?
– Просто великолепно, – вполне искренне ответила я.
Снова тишина. Но я спиной чувствовала приближение Сонхейда, и когда его сильные ладони осторожно легли на мои плечи, даже не вздрогнула. Вздрогнул он! И я вполне понимала его чувства – когда я туда аиста крепила, Арида тоже возмутилась, а потом махнула рукой и, даже не объяснив, что поначалу ее так возмутило, сказала: «Ким, тебе все можно», и ушла готовить праздничный ужин… Но это Арида, а вот как Сонхейд отреагирует, мне было любопытно.
Реакция вышла неожиданная.
– Ким, любимая, а ты не знаешь, что на портрете моего знаменитого предка делает странная, древняя и весьма потрепанная картонная иллюзия журавля?
Я посмотрела на портрет, который висел над камином. Мне все нравилось – аист очень гармонично закрывал лицо одного из основателей Сонхейдовой династии. Надеюсь, правда, дырочки на лбу у лорда не останется, а даже если и останется… Просто куда еще можно было поставить аиста так, чтобы Гаэрд гарантированно заметил.
– Это не журавль, – поправила я, – это аист.
Руки на моих плечах заметно напряглись, но голос был обманчиво мягок.
– И что ты пытаешься мне этим сказать? – вопросил альфа.
– У аиста тоже вполне определенная задача, – спокойно сообщила я.
В следующее мгновение тяжелая рука легла мне на лоб… А температура вполне нормальная. Затем Сонхейд схватил мою руку, проверил пульс… После стремительно обошел диван, склонился надо мной, заглядывая в глаза, видимо, зрачок проверял. Не удержался, порывисто поцеловал, жадно, как и всегда, и вновь всмотрелся в глаза.
– Ты не устала? Лекции были утомительные? Голова не болит?
А я, вынужденная запрокинуть голову, смотрела на него и улыбалась.
– Ким, – строго произнес альфа, – я не так зол за портрет предка, как разъярен твоим молчанием. Что происходит?!
Оборотни – очень непонятливый народ.
– Сядь, пожалуйста, – попросила я.
Именно попросила, и потому Сонхейд подчинился, присев на корточки передо мной, а так мои команды он давно мимо ушей пропускает, к сожалению, зато всегда реагирует на просьбы, и это приятно.
– Понимаешь, – я загадочно улыбнулась, просто потому что не могла не улыбнуться, – у меня под сердцем… бьется сердечко.
Никогда не забуду вытянувшееся лицо альфы стаи Северных Гор!
– Ким, – он повторно прикоснулся к моему лбу, – от тебя едва уловимо пахнет медицинским учреждением. Тебе что-то вкололи? Ты хорошо себя чувствуешь?!
Оборотни – крайне недогадливый народ!
Тяжело вздохнув, я повернула к нему книгу, которую читала, закрыла и продемонстрировала обложку, на которой был нарисован младенец и сияла надпись: «Первый год жизни».
Янтарные глаза недоуменно взглянули на меня, на книгу, на меня.
– Ким, вы учитесь рисовать младенцев? Или это твоя дипломная работа?
– Гаэрд, ты же умный чело… волк! – заорала я.
Тишина, затем осторожное:
– Посиди, я воды принесу.
Он взял мои ладони, поцеловал каждую, затем поднялся и исчез на кухне. Вернулся мгновенно, словно боялся оставить меня одну, а мне, кстати, действительно пить хотелось. И вот пока я пила, а он, сидя все так же на корточках передо мной, встревоженно на меня смотрел, я думала. Думала и, допив