Прамадаваны, сада наслаждений, а там, возможно, пожелала бы трона… Но разве не лучшей из жен была бы она? Разве не умирали бы враги ее владыки от необъяснимых причин, а сам он не сохранил бы силу до глубокой старости?

О, смуглянка-змея Чакрадэви сумела бы завладеть сердцем льва!

Видение предстало ей так ярко, что колдунья замотала головой, тихо всхлипнув. Ну почему, почему, почему?

Бесконечно опечаленная, она перебирала в уме возможности, которые могли бы открыться ей и миру, избери красавец-проповедник иную судьбу, сыпала проклятьями на десять сторон света… и навсегда забывала последние обращенные к ней слова.

– Ты и подобные тебе – вы настолько потонули в существовании, что не способны покинуть его даже после смерти… Можно ли не относиться к вам с состраданием?

Гесер встал. Завулон уселся на стол.

– Ну-ка? – веско подбодрил шеф.

– Вот! – Юля тряхнула распечаткой. – Лисий Анатолий Петрович, место жительства – Магадан, в Певеке у него живет брат, и он к нему ездил! Второго такого нет!

– Успокойся, – сказал Гесер Юле, просветлев лицом. – Все сведения об этом Лисем…

– Уже! – выдохнула девушка.

– Где он сейчас? – спросил Завулон.

– В… – Юля осеклась. – В М-ма…

Вскоре, видимо, половине Ночного Дозора Москвы предстояло бороться с заиканием.

Завулон вздохнул.

– Гесер, – сказал он.

– Что?

– Их двое.

– Определенно двое, – согласился Пресветлый. – Но должно же у двух Невидимок быть что-то общее. Есть у Лисего особые приметы?

Изучение распечатки привело к выводу: Анатолий Лисий был, безусловно, неординарным человеком. Но неординарность такого рода встречалась достаточно часто и сама по себе не удивляла.

Тысяча девятьсот шестидесятого года рождения, женат не был, получил высшее образование, но работает сторожем; ведет аскетический образ жизни, близких отношений не поддерживает ни с кем, разве что ездил к брату. Любит уединение.

Еще А.П. Лисий увлекался эзотерикой, но, судя по всему, достаточно прохладно – ни в каких организациях не состоял, на сектантские кличи не отзывался.

– Ну, – разочарованно сказал Завулон, – да в Москве найдется тысяча не просто таких же, а именно таких. Включая год рождения и эзотерику.

Гесер пожевал губами.

– Остается последнее, – хмуро заметил он. – Ревоплощение.

Подобных мер безопасности не помнили за всю историю Дозоров.

Не потому даже, что угроза была поистине страшной. Просто Иным никогда не требовалась такого рода охрана.

Оперативникам строжайше запретили входить в Сумрак, смотреть сквозь него и даже – в качестве дополнительной предосторожности – распорядились снять амулеты. Так что плечистые молодцы маялись у одного из подъездов «Ассоли», высматривая ночных гуляк самыми обычными глазами. Подъезд был не заселен. Вероятность того, что покупатель пойдет смотреть люксовую квартиру в четыре часа утра, стремилась к нулю; вдобавок двери подъезда заперли изнутри. Собственно мероприятие проходило на самом верхнем этаже здания. Ревоплощение нельзя было провести, не прикасаясь к Сумраку. Утешала меня только надежда, что область влияния Невидимки не безгранична и двадцать второй этаж – не шестой, на котором свалило шефа Дневного Дозора…

В огромной квартире-студии, пустой, запудренной цементной крошкой, не было никакой мебели, кроме десятка складных стульев – и широких подоконников. На одном из подоконников примостился наблюдатель от Инквизиции, старый знакомец Эдгар, который явно чувствовал себя неуютно, лишенный мощного набора амулетов.

Доброволицей для временного ревоплощения несчастной Сони Лагутиной вызвалась Юля. Сейчас, в середине полутемного зала, она стояла, выламывая пальцы: все-таки процедура предстояла, мягко говоря, неприятная, а я еще тянул с началом. Известно ведь, что хуже нет, чем догонять и ждать…

Гесер поймал мой взгляд и ободряюще кивнул.

…Соня, приди к нам.

Сонечка, ты нам очень, очень нужна.

Возвращайся. Поднимись из Сумрака, мы примем тебя обратно в жизнь.

Мы тебя ждем.

Я звал ее, словно заплутавшего в лесу ребенка. Словно потерянную мать. Словно далекую возлюбленную…