Просто стойте на одном месте.
Катон кивнул и встал так, чтобы видеть бледное лицо друга и одновременно не мешать лекарю и его помощникам.
Как только Макрон оказался без доспехов, Паузин снял повязку и бросил испачканные кровью шарфы в деревянное ведро под столом. Затем наклонился, чтобы рассмотреть обломок стрелы, выпрямился и обратился к Макрону:
– Я разрежу ваши штаны, чтобы добраться до раны, господин.
– Нет… – запротестовал Макрон. – Я их только надел…
– Это плохо.
Паузин взял маленькие ножнички и начал резать кожу снизу, приближаясь к ране, осторожно обошел обломок древка и двинулся дальше вверх, раздвинул края штанины и открыл бедро центуриона. В том месте, где его пробила стрела, виднелись сгустки засохшей и свежей крови. Лекарь потрогал пальцами кожу вокруг раны, и Макрон глухо застонал.
– Хм-м-м… Очень плохо. Я не могу нащупать наконечник стрелы. Он сидит глубоко. – Паузин потер заросший щетиной подбородок, испачкав его кровью.
– Что вы намерены делать? – спросил Катон.
– Тут все достаточно просто, господин префект. Мы извлечем стрелу, и всё.
Катон вздохнул и приподнял одну бровь:
– Не хотите объяснить, что вы имеете в виду?
– Я буду работать и одновременно объяснять, что делаю. Центурион теряет много крови, поэтому мы не можем медлить. – Паузин повернулся к одному из ауксилиариев: – Поверни его на бок и держи. Когда я начну, он не должен шевелиться. Ты понял? Хорошо! Тогда вперед.
– Давайте я. – Катон оттолкнул ауксилиария и взял Макрона за плечи.
Паузин удивленно на него взглянул, но пожал плечами и не стал возражать.
– Как пожелаете, господин. Готовы? Давайте.
Следуя указаниям хирурга, они повернули Макрона на бок, чтобы рана и обломок стрелы оказались сверху.
– Держите крепче, – велел Паузин, взял бронзовый скальпель и стал прикидывать, под каким углом стрела вошла в бедро.
Ярко-красная кровь вытекала из открытой раны прямо на стол. Макрон снова застонал и попытался пошевелиться, но Катон крепко держал его плечи, в то время как ауксилиарий прижал ноги. Катон чувствовал, как дрожит Макрон под его руками.
– Если у него продолжается кровотечение, зачем делать еще один разрез?
Не поднимая головы и не останавливаясь, лекарь спокойно ответил:
– Как я уже сказал, стрела вошла глубоко. Более того, я нащупал наконечник, он очень широкий. Скорее всего, охотничья стрела. Если я попытаюсь вытащить ее тем же путем, каким она попала в тело, это приведет к еще большей потере крови и причинит серьезный вред пациенту. Таким образом, необходимо сделать надрез напротив места входа и достать стрелу оттуда. – Он посмотрел на Катона. – На самом деле операция труднее, чем выглядит со стороны. И неудивительно, что Цельс[1] столько про это писал. Не думаю, что вы читали его труды.
– Я слышал имя.
– Слышать имя и быть знакомым с работами – не одно и то же, господин, – с иронией проговорил лекарь, продолжая делать разрез. – Его трактат «
Паузин вытащил окровавленный скальпель, положил его на табурет и потянулся к зонду.
– Теперь – самое сложное.
Пальцами левой руки Паузин раздвинул разрез, и Катон увидел красную мышцу. Кровь тут же потекла сильнее.
– Нужно ее остановить. Санитар, уксус!
Его помощник наклонился над Макроном, вынул пробку из маленькой склянки и щедро полил область вокруг разреза, смывая кровь, а затем плеснул уксуса прямо на рану. Макрон дернулся под руками Катона и взревел:
– Проклятье! Это… очень больно…
Он застонал и обмяк, и внутри у Катона все замерло.
– Что такое?
– Всего лишь обморок. И меня это на самом деле не удивляет. Центурион – сильный человек. Многие теряют сознание значительно раньше, от потери крови и боли. Думаю, уксус оказался последней каплей. – Паузин еще больше раздвинул края разреза и осторожно ввел в рану зонд. Сжав зубы, он принялся водить инструментом по кругу, затем кивнул: – Нашел. Прижми края разреза и дай мне экстрактор.
