– Я тебе подскажу. – Миалинта сделала еще один шаг. – Этой ночью гвардейцы убили моего фаита. В очередной раз. Уверена, они даже принесли мою одежду, чтобы отчитаться.

– Прекрати.

– Так знай. У тебя больше нет дочери. Нет племянницы. Нет семьи.

– Хватит! – резко выпрямившись и вцепившись острыми пальцами в подлокотник, гаркнул Тирхствин.

– Ночью обмануть гвардейцев было просто. Они не так умны.

Наместник промолчал. Только хмурился и слушал.

– Думаю, ты их теперь не найдешь. Они давно спрятались. Ты даже не сможешь отомстить.

– О чем ты? – раздраженно спросил Тирхствин.

Миалинта стала разматывать зеленую ошелинную ткань на голове. Одновременно с этим выдергивала длинные серебряные заколки. Они беззвучно падали на ковер к ее ногам.

Наместник, пораженный, молча наблюдал за дочерью. Она плакала. Крупные слезы одна за другой срывались с ее ресниц, катились по сигвам, срывались с подбородка.

– У тебя нет дочери. А у меня нет семьи…

Миалинта рывком сорвала с головы и ткань, и косу, которая оказалась накладной. От неожиданности Тирхствин дернулся было вперед, но тут же замер. Приоткрыв рот, обезумевшими глазами смотрел на дочь. На упавшую черную косу. И на грубо остриженную голову. Ярко-золотые волосы. Фаит.

– Нет…

– Да. Да, отец. Я обманула твоих гвардейцев. И они убили меня настоящую. Когда появился фаит… Мы срезали наши косы. Обменялись ими, чтобы никто не понял, кто из нас настоящий, а кто двойник. Да. Мой фаит только для этого и появился. Я знала, что так… так смогу до тебя докричаться. Ведь голос мертвых всегда громче.

Тирхствин дрожащими руками уперся в подлокотники, но встать не смог.

– Нет, – бормотал он, ошеломленно покачивая головой.

– Ты сам убил меня. Я видела это. О, они не церемонились. Ведь они тоже считают фаитов мерзостью. Они могли бы закончить все одним движением. Я не сопротивлялась. Но им этого было мало. Мало! Слышишь?! Я, мерзость, видела, как убивали твою дочь. С жестокостью. Насмехаясь и оскорбляя. Один удар за другим. Они думали, что тело исчезнет и от их жестокости не останется ни следа. Они ошиблись. Кромсали меня, мучили и выли от наслаждения. Я видела. Я слышала. Ведь ты сам отдал им в руки свою дочь. Дочь наместника. Наследницу рода Аргоната. Когда еще к ним попала бы такая жертва… А потом они увидели, что тело не исчезло. И все поняли. Обнажили голову, сняли косу. Но было поздно. И не пошли каяться, нет. Они решили все скрыть. Подумали, что я, фаит, сбежала. Да, отец, они сняли с моего тела одежды – твоими руками сняли! Ушли в туман, на аллею Памяти. И сбросили изуродованное тело за балюстраду. Вот она, могила твоей дочери. Дочери твоего брата. Понимаешь? Они надругались надо мной. Ты надругался! Когда тебе принесли одежды, чтобы отчитаться в убийстве, когда ты брезгливо посмотрел на них, знай, это были мои одежды. Одежды живого человека!

– Зачем?.. – слабым голосом выдавил Тирхствин.

Наместник снова пробовал встать, но не смог.

Стоило ему приподняться, все тело сотрясала глубокая дрожь.

– Зачем?! – вскрикнула Миалинта. В два шага оказалась возле каменного постамента, взлетела по ступенькам и, склонившись к Тирхствину, громко прошептала: – Чтобы ты наконец понял. Чтобы ты сделал выбор. Если фаиты – мерзость, значит, ты подвел Галанта, потерял меня. Но если дашь нам шанс все исправить, спасти этот город, у тебя вновь появится дочь.

Миалинта медленно повернулась. Спустилась по ступенькам. Отошла на середину комнаты. Мельком взглянула на меня невидящими глазами, но даже этого было достаточно, чтобы я вздрогнул, – столько в них было боли и тяжелой, злой решимости.

– Я сделала то, что должна была. Теперь твой ход. Отец? Палач? Выбирай!

– Миа… – Я хотел поговорить с ней о том, что она сделала.

– Не сейчас.