городом, среди основателей которого был его предок – Торгорд. Это произведет впечатление на людей в Вер-Гориндоре. «Вот каким должен быть настоящий наместник!» Более того, они с Зельгардом наверняка заявят, что узнали о существовании лигура и сами выкрали его из резиденции. Городской совет поддержит своего главу. В итоге Орин получит все. Во-первых, ярмарка пройдет под его именем. Во-вторых, большинство прибыльных заведений Багульдина окажутся в его собственности. В-третьих, он опорочит Тирхствина и, возможно, займет его место. Это будет достойным возрождением рода.
– А Зельгард?
– Сейчас он наслаждается, убивая фаитов – жителей города, которых назвал мерзостью. Отыгрывается на них. Затем получит хорошее вознаграждение от Орина. Они повязаны друг с другом. Каменщик не сможет обмануть его. Кроме того, Зельгард отомстит Тирхствину. Унизит тебя, память о твоем отце, Галанте, да и весь род Аргоната. Не забывай, что Орин давно использует купол ясности. Это еще одно подтверждение моим словам. Он отправляет своих наемников в села, на крестьянские поля. В этом я уверен. Вспомни про горлинский сыр.
– Странно.
– Что?
– Обворовывать Горлин. Заниматься контрабандой сыром. Использовать для этого фаитов. Зачем ему это? Если ты прав насчет планов Орина, это кажется ненужной мелочью. Зачем ему так рисковать?
– Не знаю…
– Думаю, тут не все так просто. Если он и пользуется куполом ясности, то уж точно не для контрабанды. Тут есть что-то еще…
– Может быть. В любом случае Орин с Зельгардом не понимают, что избавиться от лигура – мало, что туман пришел не из-за пустышки. Сейчас нужно бояться не лигура, а того, что задумали каменщик с комендантом. Они думают, что пришла пора сделать последний шаг.
– Казнить всех найденных фаитов?
– И рабов в доме Орина. Они ему больше не нужны.
– Если они вообще существуют.
– Существуют. И наверняка это случится одновременно.
– Казнь беглецов и расправа над рабами?
– Да.
– Завтра утром…
– И следующим шагом будет избавление от пустышки. Только до этого может не дойти. Массовая расправа над осветленными станет последней каплей. Мгла схлопнется. Хубистан победит.
– Багульдин превратится в сумеречный город… – прошептала Миалинта пересохшими губами.
– А мы станем его вечными заложниками.
– Нужно идти.
Миалинта порывисто встала. Не глядя на меня, направилась к двери, через которую мы сюда попали.
– Постой, – позвал я.
– Что?
– Я ведь вижу. С тобой что-то не так.
– Все в порядке.
– Ты изменилась. Не смотришь мне в глаза. И… это напряжение.
– Всему свое время.
– О чем ты?
– Идем. Скоро ты все поймешь. Теперь нужно поговорить с отцом.
Мы вернулись к лестнице. Прошли два пролета. Оказались в светлом коридоре, стены которого были разделены резными пилястрами и украшены цветными барельефами; я подумал, что мастера покрыли красителями гладкую поверхность карнальского камня, но, присмотревшись, понял, что барельефы были собраны из множества разнообразных камней, каждый из которых был цветным по своей природе.
Пройдя коридор, мы оказались перед раскрытыми двустворчатыми дверями. Караульные гвардейцы, увидев дочь наместника, приветственно отставили алебарды. Двери вывели нас в малый приемный зал, из которого по другому коридору, пройдя под анфиладой стрельчатых арок, мы наконец приблизились к входу в мягкие покои Тирхствина. Очередное приветствие от гвардейцев, и мы вошли внутрь.
Мягкие покои были такими же просторными, как и малый приемный зал, но их разделяли ширмы на четыре отдельные комнаты. Ширмы могли показаться ткаными, но в действительности это были тончайшие каменные листы, до того богато украшенные резьбой, что превратились в настоящие кружева.
Распорядитель, все это время ждавший у дверей, проводил нас к дальней комнате, где сейчас Тирхствин принимал советников. Завидев дочь, наместник распорядился всем покинуть мягкие покои.
– Это он? – без приветствия спросил Тирхствин, когда распорядитель, предварительно запустив внутрь двух караульных гвардейцев, закрыл двери.