– Иди к их комнате, – шепотом велел Курт, подтолкнув помощника в плечо. – Сейчас на крик прибежит его жена, а это совершенно ни к чему – вот тогда точно начнется хаос и паника. Предотврати.
– Как?
– Придумай. Бегом. Перехвати и удержи любыми способами… Всем стоять на месте, – повысив голос, приказал он. – К бойницам не подходить.
– Там мой сын… – уже едва слышно вымолвил Альфред Велле, обессиленно опустившись на скамью позади себя; Курт на миг обернулся к площадке, с края которой на пол трапезного зала струился тонкий рдяный ручеек.
– Он умер, – чуть сбавив тон, но по-прежнему строго произнес он. – Ему ты уже не поможешь и уж тем паче ничего не исправишь, если ляжешь рядом… Всем оставаться на месте, – повторил Курт, обведя взглядом притихших защитников. – Я закрою ставни.
– Пошлю на вас зверей полевых, – тихо и потерянно пробормотал торговец, – которые лишат вас детей, истребят скот ваш и вас уменьшат, так что опустеют дороги ваши… Господи Иисусе, отврати от нас гнев свой…
– Вот ради Господа Иисуса и помолчи! – прошипел Карл Штефан разозленно. – Без тебя тошно!
–
– Так стало быть, Господь промахнулся, – заметил парень язвительно.
– Не богохульствуй, похабник!
– Никто не должен быть на его месте, – возразил фон Зайденберг тихо. – Ни на его месте, ни на месте никого из нас. Во всем, что здесь происходит, что-то неправильное. Это какая-то одна большая ошибка Господа.
– Нет, – внезапно просветлев лицом, мотнул головой торговец, – нет, вы неправы, господин рыцарь, и я неправ, Господь никогда не ошибается, и здесь все верно! Мы тут и должны были оказаться – мы все. Наверняка Господь собрал нас в одном месте, потому что каждый из нас сотворил что-то, достойное кары. У всякого есть грехи, есть простительные, но есть и тяжкие, и, видно, каждый здесь содеял что-то, за что достоин понести наказание.
– А сколько таких достойных отсиживается по городам и весям, – заметил Курт тихо, обойдя неподвижное тело убитого, и осторожно, стараясь держаться у самой стены, в стороне от бойницы, вклинил в проем ставню. – Работы просто-таки невпроворот.
– Не высовывайся, – посоветовал охотник, и он отмахнулся:
– Не учи ученого.
– Что ты такое несешь, Феликс? – с болью отозвался Велле, сидящий на скамье кривобоко, точно раненый. – Что такого сделал мой Вольф, а? Ты ж его знаешь, так скажи мне, что, кому он мог сделать, чтобы заслужить смерть?
– А откуда нам знать, что в душе у других, пусть и у собственных детей? Что угодно он мог совершить, о чем ты не знал и не узнаешь никогда; что угодно мог сделать кто угодно. Этот вот непотребный сучий сын незнамо сколько девиц испортил и обокрал…
– Так, маму мою не трогаем! – возмутился Карл Штефан; торговец лишь отмахнулся.
– Да и девица тоже хороша – родительский дом обворовать ради какого-то проходимца!.. И господин рыцарь, пока странствовал, наверняка не одним лишь честным трудом добывал себе пропитание…
– Да как ты смеешь, торгаш! – вскинулся фон Зайденберг. – Не один уж раз меня ткнули здесь носом в то, что я излишне беден, и – да! Я не сорю серебром, и все потому, что никогда, ни разу за всю свою некороткую жизнь не совершил ничего недостойного!
– Вы попустили смерть человека не далее как вчера ночью.
– Выходит, – хмыкнул охотник, – Господь приволок его сюда, чтоб он тут сотворил грех, достойный покарания… Что-то в твоей логике не клеится, Феликс. И – а что ж ты сам? Давай-ка колись, раз уж сам речь о том завел: что ты такого сделал, чтоб заслужить быть подброшенным под волчьи зубы?
– Неделю тому назад я обсчитал своего помощника, – не замедлив с ответом, вздохнул торговец. – Дал ему за работу меньше, чем было заслужено; он спорил, а я вывернул все так, словно он мне остался должен. По мелочи, но, как знать, быть может, именно той мелочи и недостало ему для чего-то важного?
– Оцени, Молот Ведьм, – призвал Ван Ален. – Когда еще ты слышал столь скорое признание?
– И майстер инквизитор наверняка тоже далеко не ангел, – уверенно продолжил торговец, и Курт, склонившийся над мертвым телом, молча повернул голову, ожидая продолжения.
– Да? – подбодрил он, когда тот запнулся.
– Ну… – внезапно сорвавшись со своего проповеднического тона, пробормотал Феликс. – Работа такая… Наверно ведь уйму народу замучили…
– А то, – согласился Курт, приподняв убитого за плечи, и осторожно попятился, нашаривая ступени позади. – Сам в ужасе.
– Я к тому, что, быть может, и понапрасну кого…
От оглушительного вопля за спиной Курт дернулся, едва не соскользнув со ступеньки подошвой и не скатившись по лестнице вместе с телом Вольфа; крикам трактирщицы вторил успокаивающий голос Бруно, однако слова утешения явно своего действия не имели. Велле сорвался с места, кинувшись к жене