ты это знаешь. С другой стороны – исправление совершенного тобой злодеяния. Тогда прекратится эта боль, а главное, ты сохранишь жизнь и получишь время для покаяния. Неужели это такой уж сложный выбор? Не бойся. Признание не повлечет за собой гибели, напротив, оно отсрочит ее надолго.

Обвиняемый не дал ответа.

В. Так что же? Ты хочешь, чтобы все продолжалось, или ты решил спасти себя?

Обвиняемый не дал ответа.

В. Я не стану ждать долго. Итак, что же?

О. Я невиновен, мне не в чем сознаваться.

Применено слабое вздергивание обвиняемого над полом. Обвиняемым по делу ничего не сказано.

В. Напрасно. Но этот миг, который ты сейчас, я знаю, считаешь мгновением слабости, обнадеживает. Значит, мы все-таки можем к чему-то прийти. Пусть со временем, но я надеюсь, что благоразумие возьмет верх. Тебе больно? Я знаю, очень больно. Сейчас суставы в запястьях перекрутились так, что вот-вот выскочат. Локти хрустнули, и ты это слышал. Сейчас они горят от боли, а еще у тебя в ушах так и звучит этот хруст. И он тебе не кажется. Это хрустят суставы в плечах. Через полчаса они вывернутся так, что боль немного утихнет. А потом, когда ты снова будешь опущен на пол, боль рванется в голову, и она будет еще пронзительнее, чем сейчас.

О. Зачем вы это делаете со мной! Я не виноват! Я ни в чем не виноват! Я никому не причинил зла, клянусь, я невиновен, Господи! Прекратите это! Мне не в чем сознаваться, я прошу вас!

В. Ни мгновения без муки, подумай над этим. Посмотри на часы. Сейчас снова будут раскаленные шилья, но теперь с неровными, зазубренными остриями. Это неприятно, потому что выдергивать их тебе не захочется, даже когда каждый нерв будет гореть и кричать. А не захочется, потому что вырвутся они с обрывками плоти – крохотными, даже кровотечения как такового почти не будет. Но стоит только вообразить, какая это боль, и ты станешь молить, чтобы эти шилья оставили в твоем теле. Итак, первое шило и – я переворачиваю часы. Пошла минута. Ты помнишь, какая она долгая? Еще одна долгая минута. Еще одна просьба подумать, сколько таких минут будет у тебя впереди.

О. Я ничего не знаю! Я ничего не сделал!

В. Это все, что ты можешь сказать? Если так, то палач будет продолжать, пока сыплется песок. Это все?

Обвиняемым по делу ничего не сказано. Дважды повторил «Господи!» и «За что?», после чего стал содрогаться на веревке.

В. Кусаешь губы. Не хочешь кричать? Бывает. Просто понимаешь, чувствуешь, что, если сейчас крикнешь – потом не сможешь остановиться и будешь кричать, пока не охрипнешь. Это как слезы, которые сейчас бегут по твоим щекам. Как бы ты ни сдерживался, а это тебе не подвластно. Долго ты не выдержишь – скоро закричишь. Зато станет легче. Ненадолго, но крик помогает. Кричи, не стесняйся. Чем скорее ты поймешь, что силы твои не беспредельны, тем быстрее осознаешь и то, что пора меня послушаться. Минута еще не прошла. Она еще дольше сейчас, ты это чувствуешь? И каждая следующая будет все длиннее и длиннее. Смотришь на часы? Понимаю. Нельзя не смотреть. Не хочется, а все-таки смотришь. И умоляешь песчинки падать быстрее. А они так медленны, как будто снежинки за окном, когда нет ветра. И весь твой мир сейчас сосредоточился в этом стеклянном сосуде… А ведь все можно прервать так просто! Просто – «я все расскажу»! И этому конец!

О. Мне нечего…

В. И губы – до крови… Вот видишь. Дополнительная боль. И для чего? Чтобы отвлечь себя от другой боли. Неужели ты этого хочешь – чтобы вся твоя оставшаяся жизнь превратилась в постоянную боль, только боль и боль? Хочешь, чтобы тебе приходилось причинять боль самому себе, заглушая ту, что причиняют другие? Если ты не будешь благоразумен, скоро твои губы превратятся в окровавленные куски голой плоти с содранной зубами кожей. Это больно, поверь мне. Сколько дней ты уже не получал воды, ты помнишь? Два. Только два дня. А теперь жажда усилится, потому что – знаешь, как горят и просят воды искусанные губы? От этого захочется лезть на стену. Неужели тебе все это надо? Не может быть. Тогда почему бы просто не рассказать все и не избавить себя от мучений?

О. Мне нечего рассказывать…

В. Что ж, минуту ты пережил. Еще одну минуту из десятков тысяч минут. Сколько десятков тысяч таких минут ты сможешь вынести?

Обвиняемый на вопросы отвечать перестал и начал просить прекращения допроса. Допрос прерван на половину часа, к обвиняемому рекомендовано применить раскаление шильев в течение перерыва и продолжение подвешивания. По истечении отпущенного времени обвиняемый, по делу не говоря ничего, стал просить прекращения допроса, говоря все время только, что он невиновен. Применено вырывание шильев. Обвиняемый издавал крики, но по делу не было сказано ничего, только повторял снова, что он невиновен. Рекомендовано бичевание.

В. Сейчас тебе, я знаю, кажется, что наступили мгновения передышки. После того, что сейчас было, это тебе кажется чем-то обычным и совсем не страшным. Страшное заблуждение. Это можно перенести даже без единого стона, если позволяет выдержка, но – если ты лежишь на скамье или стоишь у столба. Когда ты висишь на руках, вывернутых за спину, поверь мне, каждый удар отзывается болью не только в коже, которая лопается под ударами, не только в мышцах, которые ты не можешь в этом положении расслабить, но и в суставах, потому что твои собственные руки будут