Я растерялся, когда мне задали такой конкретный вопрос. Я перестал размахивать кулаками и задумался.

— Например в том, что ты пошёл учиться в Институт Анимации Ёёги? — ответил я нерешительно.

Когда я это сказал, Ямазаки внезапно ударил меня.

— Не смей смеяться над Институтом Ёёги!

— Ау! Ты чего так сильно бьёшь, ты —

— Не думай, что имеешь право так надменно говорить, жалкий хикикомори!

Кровь прилила к моей голове.

— Умри, чёртов лоликонщик! Сдохни, проклятый эроге-фан!

Я замахнулся как можно сильнее и врезал Ямазаки в живот. Он взревел и набросился на меня. Вместе мы упали на землю. Ямазаки прижал к земле мою голову, я мог разглядеть луну за его спиной. Если бы я ничего не придпринял, я бы мог получить удар под дых. Ухватив ногой его за шею, я каким-то образом смог выползти из-под него. Мы оба тяжело дышали. Ямазаки посмотрел на меня, а потом, опустив взгляд, рассмеялся. Наконец, он тяжело вздохнул:

— Эх, это было круто.

Я тоже вздохнул.

— Но мы не можем закончить бой так рано. Давай драться насмерть, — сказал он. И мы продолжили драться: мощные пинки и просто удары, напряжённая битва двух слабаков. Было больно. Очень, очень больно. А ещё было весело и как-то пусто на душе. Сильный удар поразил мой живот, во рту появлися привкус желчи и слёзы из глаз потекли, но я был счастлив. Ямазаки от удара в пах смешно подпрыгивал на месте.

Господи, что же мы творим?! Я вложил эти сомнения в свои кулаки, я бил, и был битым.

И тут я вспомнил, что уже наступил июль. Осталось совсем немного. Скоро что-то должно было измениться. Я должен был прийти к какому-либо решению. И я был уверен, что в этот миг я буду улыбаться и смеяться. Ты ведь согласен со мной, Ямазаки?

А сейчас мы все были в синяках и ссадинах. Ужасная боль была во всём теле. Один из мох передних зубов начал шататься. У Ямазаки был восхитительный синяк под глазом. Я в кровь разодрал свой правый кулак.

Мы продолжали свою первую маленькую битву.

Для ровного счёта, я ещё раз ударил Ямазаки по лицу. Он захватил мою руку и начал её выворачивать.

— Ай, ай, ты мне так руку сломаешь! — я пытался постучать по земле, в знак того что сдаюсь.

— Я сломаю её, сломаю, сломаю, чёрт возьми!

Я изо всех сил ударил Ямазаки по ноге.

— Эй, это против правил! — закричал он.

— Заткнись, мне всё равно! Смерть Институту Ёёги!

— Я говорил уже, что когда слышу подобное — я начинаю по-настоящему злиться!

Кажется, наша драка зашла слишком далеко.

Вдруг мы услышали чей-то крик.

— Офицер!

Эээ?

— Сюда, офицер! — кричала какая-то девушка.

Ямазаки быстро вскочил и со всех ног помчался домой.

Он сбежал, оставив меня одного.

Несколько минут спустя, я пришёл в сознание от того, что Мисаки била меня. Хотя это были просто «девчачьи удары», драка с Ямазаки меня уже как следует потрепала, поэтому её удары были довольно болезненными. Вопя во всю мощь своих лёгких, с голосом, уже даже не напоминающим человеческий, Мисаки продолжала колотить меня.

Я пытался прикрыть голову.

Мисаки влепила мне ещё с десяток затрещин, прежде чем успокоилась.

В общем, это Мисаки кричала: «Офицер!», притворяясь, что вызывала полицию. После ужина Мисаки, как обычно, пришла в парк и увидел двух громко ругающихся и дерущихся мужчин. Когда она поняла, что я был одним из них, она очень расстроилась.

Собравшись с духом, она попыталась помочь мне. Вокруг не было никого, у неё не было сотового телефона, и она не знала, что делать. Наконец, она решила притвориться, что зовёт полицейского, чтобы спасти меня.

— Я не могу в это поверить! Я так переживала! Я думала, что тебя убьют!

Мне не хотелось расстраивать Мисаки, она даже начала плакать. Я решил развеселить её занятной историей.

— Ну, в тех кустах я увидел девушку, на которую напал маньяк. Я подошёл, чтобы попытаться спасти девушку, но вдруг насильник выскочил из кустов. Он вытащил из кармана нож и набросился на меня! Это было очень опасно! Если бы не я, ту девушку могли убить.

— Это очередная ложь, не так ли?

— Ну да.

— Чем ты на самом деле занимался?

Я рассказал ей всё.

Мисаки ещё больше расстроилась и устроила мне ещё одну взбучку,

— Это очень плохо. Нельзя драться со своими друзьями, даже в шутку. Насилие — это ужасно. — пробормотала она, сидя на скамейке.

— Да брось. Не будь такой серьёзной. Это было довольно весело, я никогда не бил никого, и меня самого не били. Я на удивление хорошо себя чувствую —

— Я же сказала, это плохо!

— Почему? Карате идёт только на пользу, — я показал ей пару ударов, словно дрался с невидимым противником. Когда я показал правый хук, Мисаки задрожала и прикрыла голову руками.

— Эээ? — сказал я.

Она взглянула на меня сквозь руки.

— В чём дело? — спросил я.

Она не ответила, но опустила руки. Я ещё раз притворился, что делаю правый хук. И снова Мисаки прикрыла голову обеими руками. Её реакция показалась мне забавной, и я ещё несколько раз повторил этот ненастоящий удар. В конце-концов, Мисаки сжалась и замерла, спрятав голову.

Рукав её свитера сполз до локтя, и я воспользовался возможностью полюбоваться её кожей.

В синеватом свете фонарей я увидел, что её рука была усеяна чем-то похожим на следы от ожогов. Это были круглые шрамы, примерно пять миллиметров в диаметре. Они очень напоминали мне отметины, которые деревенские хулиганы выжигали друг-другу сигаретами, чтобы доказать свою крутизну.

Заметив мой взгляд, Мисаки одёрнула рукав.

— Ты видел? — спросила она дрожащим голосом.

— Видел что? — я притворился, что не понял, о чём она говорит.

Тогда я вспомнил, что Мисаки всегда носила одежду с длинными рукавами. Даже в недавнюю жару она продолжала так одеваться — но что с того?

— О чём будет сегодняшняя лекция? — весело спросил я, чтобы сменить тему.

Мисаки не ответила. Согнувшись, она сидела на скамейке и дрожала от страха. У неё даже зубы стучали.

Прошло довольно много времени.

Наконец, Мисаки объявила:

— Я ухожу, — и, пошатываясь, она побрела к выходу из парка.

Я смотрел на то, как она уходит, и спорил с собой, должен ли я остановить её. Мисаки остановилась возле качелей и обернулась.

— Теперь ты меня ненавидишь, да? — спросила она.

— О чём ты?

— Ты, наверно, больше не придёшь. — Она всё время делала подобные странные выводы.

Мисаки смотрела мне в глаза, а потом отвела взгляд. Затем она снова взглянула на меня.

— Ты придёшь завтра?

— Если я нарушу контракт, мне придётся заплатить миллион йен, так ведь?

— А, ну да, точно, — наконец Мисаки немного улыбнулась.

Я вернулся домой, и, забинтовав свои раны, уснул.

Вообще-то происходящее могло иметь некое отношение к дисбалансу гормонов в моём мозгу. Одержимость и депрессия чередовались, накатывая и