Это была простая уловка: господин Ша сражался с фантомом, тогда как настоящий Матео скрывался в тени. Технология была допотопной. Трансляторы объемной иллюзии, скорее всего, располагались в стенах каверны, поэтому в момент резкой смены освещения и произошел сбой. Как видно, Матео часто вызывал своих врагов и убивал их раньше, чем те успевали распознать уловку. Теперь господин Ша мог убить трясуна, но это не входило в его планы.

Ша снова бросился вперед. В прыжке он преодолел защиту трясуна, но вместо лобовой атаки сделал боковой перекат и зашел фантому в бок. Кнут просвистел в опасной близости от лица господина Ша, но он выстрелил щупальцами в пустое пространство за спиной фантома. Металл заскрежетал о металл, и медуза вцепилась в жертву.

Матео взревел раненым бегемотом, закружился, пытаясь сорвать цепкие щупальца. Но скаф-невидимка не ослаблял хватку. Крепкие, как алмаз, крючья удерживали щупальца на костюме чернокожего, пока тончайшие манипуляторы, ветвясь, просачивались между бронепластинами скафа к беззащитному телу.

Ша мог убить Матео. В его распоряжении были смертельная инъекция или банальное вскрытие, а можно еще пустить в скаф ток и поджарить трясуна в его собственной броне. Однако посланец Изатбая ограничился впрыскиванием парализующих веществ. Он хорошо представлял сейчас, как каменеют мышцы гиганта, отказываясь передавать импульсы умной броне, как наполняет его тело холодное предчувствие поражения. Господин Ша рассчитал дозу так, чтобы паралич захватил Матео не полностью. Он ждал жеста отчаяния и наконец дождался. Один кнут Матео отбросил, когда пытался сорвать с себя щупальца медузы, но второй так и сжимал в руке. Преодолевая боль в деревенеющих мышцах, гигант взмахнул рукой, и жало кнута обернулось вокруг пояса господина Ша. Трясун потянул врага к себе, но силы оставили его.

– Не трудись, владыка, – Ша говорил так тихо, чтобы услышал только Матео. – Ты больше не принадлежишь себе. Твоя кровь теперь моя. Чувствуешь жар? А теперь холод? Я могу вскипятить жидкость в твоих жилах, если захочу. Знаю, тебе трудно говорить. Просто кивни, если понял.

Голова Матео медленно пошла вниз, будто статуя кивнула. Тускло блеснула безмятежная золотая маска.

– Сейчас ты опустишь кнут, а я уберу манипуляторы. Ты прилюдно простишь меня и назовешь своим другом, а я извинюсь перед тобой.

Снова медленный кивок.

Медуза разжала объятия, кнут выпал из рук великана.

Господин Ша отдал приказ, и наноботы в теле Матео перестали блокировать мышцы. Гигант расправил плечи, сорвал с головы шлем. Обезображенное черное лицо покрывал пот.

Прозрачный включил транслятор речи на полную мощность.

– Прости меня, владыка! – возопил он. – Я был несдержан, впредь этого не повторится.

– Я прощаю господина Ша! – прогремел Матео. – Он показал себя великим воином! Теперь он мой друг и правая рука. Слушайтесь его, как меня!

Они сошлись в центре зала и заключили друг друга в объятия.

– Что будет, если я сожму покрепче? – прошептал Матео.

– Механизмы в твоей крови сдетонируют, и ты умрешь, – так же тихо ответил Ша. – Мы с тобой теперь крепко связаны. Ты должен беречь меня, Матео.

Часть хабарщиков, в основном пешие, откололись еще утром. Они шли в ближние Неудобья выскребать остатки по зачищенным схронам. Работа эта была не пыльная, но скучная и не слишком прибыльная. Среди бродяг пустоши такое подбирание крох называлось «шкварка». Однако это тоже была работа, а расслабиться в давно исследованной местности и наскочить на пропущенный «гостинец» военных лет было проще простого.

Потом настал черед основной массы караванщиков. Дежнев следил, как отчаливают в стороны от магистрального курса машины и старенькие платформы собирателей артефактов. Выглядело это слаженно, словно марш или танец. По негласному кодексу хабара, выбранное одной группой направление нельзя было перекрывать, пока та не скроется из виду. Кое-кто задерживался. Знакомые выпивали по чарке, по традиции кропили землю, прося неизвестно у кого легкой наживы и счастливого возвращения. Некоторые особо суеверные хабарщики восприняли ночную атаку на Библиотечный холм как дурной знак. Однако назад не повернул никто.

Вскоре на марше осталась только прошаренная техника. Несколько пыльников, десяток танков да платформа Цайгори. Чуть в стороне, чтобы не глотать пыль от тяжелой поступи боевых машин, двигался кортеж легких багги.

В том, что среди танкистов «крысы» нет, Тихон был уверен, а вот насчет багги и пыльников наверняка сказать было нельзя. Он включил синхрон, убедился, что Том и Сэмэн тоже активировали приборы.

Впереди пыльная полоса бетонки ныряла в проход между двумя скальными клыками, которые неведомо почему называли Челюсть Жестянщика. Журибеда на полном серьезе уверял, что это в честь старого мустанкера по кличке Жестянщик, который ехал ночью, врезался в скалу и потерял здесь свою вставную челюсть. Ширина трассы позволяла двум танкам проехать рядом буквально борт в борт. Тихон прибавил скорости, отрываясь от каравана. Тут же рядом с ним возник танк Тома. Журибеда шел замыкающим, закрывая обзор.

У мустанкеров за годы ходок в Неудобья было придумано множество развлечений и состязаний. Пройти первым через Жестянщика считалось очень почетным, и в рывке Дежнева, на взгляд наблюдателя, не было ничего необычного.