деревьев, он поднялся и побежал на восток — уверенной ровной рысцой.

Звали его Ар Апа, он принадлежал к тевте Дер Дака, обитающей на холмах. 

Утомленный, вспотевший, прихрамывая на пораненную о камень ногу, спотыкаясь после долгих дней бега, Ар Апа к полудню завидел вдали стены своего дана. Поблизости оказались два подростка, загонявших скотину с пастбища. Большие глаза, гладкие шкуры, упругие мышцы животных успокоили воина и заставили забыть об усталости. Он пошел среди стада, называя знакомых животных по именам, оглаживая теплые бока, прикасаясь к длинным острым рогам. Животные отъелись после зимней голодовки, шерсть их лоснилась. От такой красоты Ар Апа улыбнулся. Один из мальчиков, перебегая за побредшим в сторону теленком, подвернулся ему под руку, и Ар Апа отвесил ему могучую оплеуху. Мальчик упал, спотыкаясь поднялся на ноги и всхлипывая побежал вперед. Ар Апа жестом подозвал к себе другого мальчика, приблизившегося с нерешительностью. Из-под свалявшихся, длиной до плеч волос выглядывали испуганные и опасливые глаза.

— Воды мне, — приказал Ар Апа, — или получишь столько же, что и этот, — и еще столько.

Вода, целый день находившаяся в кожаном мешочке, успела задохнуться, но он лишь промочил глотку, плеснул себе в ладонь, чтобы смешать с растертым в ней мелом. Усы его растрескались и поломались, следовало свежей смесью придать им положенную твердость. Сидя на земле, Ар Апа придал усам нужный вид, а остатками белой смеси намазал уже затвердевшую шапку волос на голове. Скот втянулся за стену дана, лишь дымящийся навоз помечал, где прошли подковы. Ар Апа поворошил пальцем ноги ближайшую лепешку: ровная, крепкая — значит, сыты. Отлично. Обтерев руки об юбку, он поднял копье, лук и стрелы, обеспечивающие ему пропитание во время долгой стражи, и отправился за стадом.

Быстрой рысцой он приблизился к плетеным стенам дана и, когда голос его можно было услышать, завопил, чтобы слышали все:

— Ар Апа пришел, муж, бегун и охотник! Сотню ночей бежал — одну за другой, сотню оленей убил одного за другим, кровь их пил, мясо их ел — одного за другим. Что за Ар Апа! Славный Ар Апа!

Он блаженно улыбнулся, почти поверив собственным словам, и начал спускаться в ров, понизу окружавший вал, что служил защитой дану, и кратчайшим путем отправился к собственному дому. Если его похвальбу кто-то слышал, никто не обратил на нее внимания, но сейчас это его не волновало. Едва ли за вечерним шумом внутри Дан Дер Дак можно расслышать крик самого могучего воина. Пройдя через дверной проем в комнаты матери, он с женского балкона на втором этаже поглядел на то, что творилось внизу.

Там кружили животные, мычали от полноты вымени коровы, овцы с выбеленными меловой пылью шубками путались у них под ногами. Женщины доили коров и овец в приземистые глиняные горшки, покрикивая на младших детей, сновавших между животными и перекидывавшихся кусками навоза.

Ар Апа одобрительно кивал при виде этого изобилия, бурления жизни и смог отвести взгляд, лишь вспомнив, что принес срочную весть. Он перепоясался волосяным поясом, заткнул за него рукоять каменного боевого топора. А потом неторопливо направился вдоль меловой насыпи, окружавшей дан. Сюда выходили все двери в мужские помещения, расположенные снаружи кольцевого жилища, разорванного лишь главным входом. Над ним, наверху — в самом почетном месте, — было жилище Дер Дака: он мог видеть всех, кто приходит в дан и выходит. Но сейчас его не было у себя. Ар Апа заглянул во тьму и позвал, но не получил ответа. Еще более медленным шагом он пошел по верху вала, мимо входов в мужское жилье. Во многих помещениях разговаривали. Возле следующей же двери на расстеленной волчьей шкуре спал муж по имени Сетерн. Для воина он уже был староват, пора заводить семью, но боец хоть куда. Под правое колено его была подложена отрубленная голова, пожелтевшая, сморщенная, покрытая густым слоем кедрового масла. Несмотря на такую обработку, она изрядно приванивала. Сетерн открыл глаза, покрасневшие и воспалившиеся, и несколько раз причмокнул, словно бы пытаясь прогнать изо рта неприятный вкус. Целый день он провел за питьем эля. Об этом свидетельствовало его дыхание, если для кого-то вид кувшина и небольшой чаши для питья рядом с ним не был достаточно красноречив. Ар Апа уселся возле него.

— Ар Апа не был дома много ночей, — начал он. — Ар Апа бежал, убивал вепря и гнал оленя.

— Сетерн убил лучшего воина из Дан Мовег, — хриплым голосом отозвался лежащий, — Сетерн срубил его на пятнадцатую ночь битвы. Не зная усталости, мы бились посреди реки Стур. Сетерн отрезал голову, вот она. Ты видал хоть раз подобную голову? Лучший воин Мовега.

Ар Апа много раз уже видел ее и поэтому не стал слушать разговоры Сетерна. Заглянув в кувшин, он увидел, что на дне еще осталось немного эля. Он осушил остатки.

— А Дер Дака нет дома? — спросил он.

Сетерн покачал головой и буркнул:

— Нет, — со вздохом опускаясь на шкуру.

— А другой, тот, кто там… — имени Ар Апа не назвал, просто повел плечом в нужную сторону.

— Он там, — отвечал Сетерн, не обнаруживая особого желания говорить об упомянутом человеке, и вновь закрыл глаза.