два локомотива на одной колее, бессильные освободить дорогу друг другу. По молчаливому согласию оба шагнули в сторону и уселись за только что освободившийся столик, смахнули на пол бутылки и стаканы, скинули куртки, с тупым стуком утвердили правые локти на покрытой трещинами деревянной поверхности, усаживаясь поудобнее. Глядя друг другу в глаза, они сцепили руки, стиснули пальцы и принялись сдавливать друг друга с силой, которой хватило бы, чтобы сломать дерево, но недостаточной, чтобы причинить хоть какой-то урон противнику. Тогда каждый из них начал что было мочи клонить руку другого на столик, чтобы костяшки пальцев коснулись поверхности, — это бы считалось победой. Весьма примитивная процедура, завершающаяся легко и быстро в большинстве случаев, когда более сильный или более решительный одолевает другого.

Но не на этот раз. Если когда-нибудь и встречались два равных по силе гиганта, то это были как раз они — ни один не уступал ни на волос. Мышцы их рук вспучились, словно застывшие натеки стали, сухожилия выступили из-под кожи, как металлическая проволока; мужчины выкладывались до конца. Они были друг другу ровня, даже уж слишком ровня, потому что ни один, даже на пределе возможностей, не мог взять верх над другим. Толпа во все глаза следила за этой битвой титанов и так замерла в благоговейном трепете, что, когда рубашка Боевого Джека лопнула у него на бицепсе, треск материи, как автоматная очередь, разорвал тишину. Секундой позже рубашка на вздувшемся плече Саппера взорвалась с таким же звуком, не выдержав напряжения. Они боролись, сцепившись в жестокой, мертвой хватке; ни один не собирался сдаваться, ни один не мог уступить победу.

С резким треском крышка стола раскололась от давления, и половины разлетелись по сторонам. Теперь, когда локти уже не имели опоры, мужчины медленно поднялись, все еще сомкнутые воедино, все еще напрягаясь с такой силой, какой, казалось, плоть и кость человека не могут противостоять.

Волна восхищенного шепота прошелестела по залу; сбившимся в кучу людям трудно было поверить, что все это происходит на самом деле. Потом гул и ропот стали расти, раздалось несколько подзадоривающих выкриков, и среди них воинственный клич, долетевший до столика, занятого индейцами племени онондага. В ответ один из английских землекопов крикнул:

— Переломи его пополам, Боевой Джек!

К нему присоединились еще несколько. Но странно: крики эти оказали неожиданное воздействие на Саппера: не уступая, впрочем, и йоты, он глянул на противника каким-то новым взглядом и с явным усилием, так сжаты были его челюсти, процедил:

— Ты… сменный начальник… Боевой Джек?

У Джека были те же затруднения с речью… И тем не менее он сумел выговорить:

— Да.

Эффект этого простого утверждения был, по меньшей мере, поразителен, ибо Саппер сразу перестал бороться. От неожиданности Боевой Джек потерял равновесие и, завалившись в сторону, крутанулся на месте, так что индеец получил возможность беспрепятственно хлопнуть англичанина по пронесшемуся мимо его груди плечу. Результат оказался именно таким, какого и следовало ожидать: английский начальник не склонен был отнестись снисходительно к подобному обращению; он закончил свой разворот, описав полный круг, и снова оказался лицом к лицу с противником, но уже со сжатыми кулаками, готовый разнести все и вся. Но, прежде чем он успел броситься в атаку, индеец сказал:

— Ну а я начальник смены по имени Саппер Кукурузник.

Боевой Джек уронил кулаки и распрямился, лицо его приобрело такой же изумленный вид, какой имело лицо его противника секундами раньше. Некоторое время они обалдело разглядывали друг друга, потом вдруг расплылись в улыбках, а мгновением позже уже смеялись, трясясь и мыча от хохота, — к полному недоумению зрителей, которые оказались поражены еще больше, когда оба здоровенных землекопа обняли друг друга за плечи и, подцепив по бутылке с ближайших столов, вышли на улицу, все еще смеясь и уже прихлебывая.

— Полагаю, вы сможете объяснить мне их поведение, — сказал человек Пинкертона.

— Разумеется, — ответил Гас. — Вы знаете, что Саппер мой сменный начальник здесь, а Боевой Джек был моим сменным начальником на английском участке туннеля. Каждый из них слышал о другом, знает о нем много хорошего и знает также, что оба они — мои близкие друзья, а для землекопов это значит, что они тоже товарищи. Так что, видите, у них нет никаких причин драться, но зато масса причин вместе выпить, чем, я уверен, они сейчас и занялись.

Закончив, Гас оглянулся на тот столик, где сидел Козлище, о котором он на какое-то время совсем забыл, — и едва сумел скрыть потрясение.

— Он ушел. Пока мы смотрели на других — он ушел!

Их миссия была под угрозой; они отвлеклись и упустили шанс схватить саботажников. Поняв это, Гас совершенно растерялся, но Трейси, казалось, сохранял холодное равнодушие. Он достал часы, большую карманную «луковицу», и глянул на циферблат.

— Пока вы смотрели на других, — надавив на «вы», отчужденно сказал он. — Я стреляный воробей, и сбить меня с толку не так легко. Пока тут все с ума сходили, связной улучил минутку и сделал Козлищу знак, после чего оба ушли.

— Вам следовало сказать мне. Теперь мы никогда их не найдем.

— Как раз наоборот, все идет по плану. Я ведь говорил вам, что тут у противника есть наблюдатели, и, если бы мы ушли сразу следом, это было бы замечено и могли бы возникнуть неприятности. Но, поскольку этого не случилось, мы можем теперь расплатиться за помои, которые пили, — с этими словами он бросил на стол несколько монет, — и идти, раз уж публика успокоилась. За нами никто не пойдет. — Он еще раз посмотрел на часы, прежде чем положить их в карман, и поднялся.