— До апреля шестьдесят первого, и все.

— На твоем месте я бы об этом не беспокоился, твое время кончается прямо сейчас. Ты принес мне массу неприятностей, но, когда я спущу курок, они кончатся. У тебя есть время быстренько помолиться твоему ниггер-баптистскому боженьке. Молись, черномазенький.

Трой медленно опустил руки вдоль тела. Когда он заговорил, голос его был переполнен презрением:

— Вы больной, сумасшедший, жалкий расист, Мак-Каллох. Вы — позор своей страны и своего мундира. Вы, как дурак, полагаете, что цвет кожи или религия делает вас выше другого. Я бы плюнул вам в физиономию, но не стоит труда.

— Говоришь много, ниггер. Если попросишь пощады, я тебя, может, и помилую.

Трой расхохотался:

— Насколько же ты глуп, необразованная краснорожая скотина! Стреляй и проваливай к чертовой матери!

Мак-Каллох наставил пистолет прямо в лицо Трою и медленно большим пальцем стал взводить курок. Трой застыл перед холодом неминуемой смерти, но не испытывал страха.

— Проси! Проси пощады, ниггер!

— Этого удовольствия я вам не доставлю. Но попрошу об одном одолжении...

— Никаких одолжений.

— Оно не составит труда. Скажите, зачем вы для производства патронов выбрали завод в Харперз Ферри? Вы же знали о том, что Джон Браун...

Его слова потонули в автоматной очереди; как гром разорвал тишину рассвета.

Трой, не веря своим глазам, смотрел, как пули впивались в тело Мак-Каллоха. Полковник сложился пополам, выпустил револьвер, покатился вниз по круче к ногам Троя. Глаза его были открыты, но уже слепы. Он вздохнул последний раз, и забулькали продырявленные легкие:

— Кто... такой Джон... Браун... — и умер.

— Дай мне руку, Трой, — сказал Шоу, покачиваясь в лодке. Его лицо было залито красным. Автомат бессильно повис вдоль тела, и у Шоу не было сил его поднять.

С Троя мгновенно спало оцепенение, он рванулся, как от удара тока, и подхватил Шоу под мышки. Вынеся на берег, Трой осторожно положил его на траву рядом с трупом Мак-Каллоха. Обернувшись, он увидел, что лодку уносит течением. Зашлепав по воде, он догнал лодку и подтащил ее к берегу. Вытащив из лодки сумки, он достал аптечку.

— Ранения волосистой части черепа, как правило, весьма кровоточивы, — откомментировал Шоу, когда Трой перевязывал ему рану. — Мне показалось, что череп разнесло. А пришел в себя и понял, что лежу лицом вниз на дне лодки. Ощущение такое, будто срезали половину головы. Но семья Шоу всегда славилась крепкими черепами. И как только я перестал себя жалеть, я обрадовался, что остался жив. Видел я плохо, но со слухом все было в порядке. Я по голосу определил, где стоит бешеный полковник — над нами, на берегу, на том же месте, с которого он стрелял в меня. Остальное, как говорится, принадлежит истории. Мои руки, как оказалось, лежали на автомате под сиденьем, хотя я это не сразу осознал. Я все сделал так, как ты сказал, и получилось. Ты прости, что так долго, но я хотел быть уверен, что, когда я задвигаюсь, его внимание будет отвлечено тобой.

— Не знаю, как тебя благодарить...

— Тогда и не надо. — Он минуту помолчал, глядя Трою в лицо. — Я слышал, что вы друг другу говорили.

— В самом деле?

Трой перевернул труп полковника, оторвал кусок рубашки, не залитый кровью, смочил в воде и выжал. Этой тряпицей он стер с лица Шоу засыхающую кровь.

— В ваших словах была хоть доля правды? — спросил Шоу.

— А это дальше не пойдет, Робби? Ты никому не скажешь и в газеты не напишешь?

— История, признайся, превосходная.

— А кто тебе поверит? Я ведь буду все отрицать.

— В том-то и дело, — вздохнул Шоу. — Мне не поверят, и даже печатать никто не возьмет. Так что, Трой Хармон, я даю тебе свое слово. Я тебе обязан жизнью, как и ты мне, и этим мы связаны навеки. Но если я поклянусь, что никогда никому ничего не скажу, я узнаю правду? Правда ли, что вы — вы оба — на самом деле прибыли сюда из будущего?

Трой задумался, потом кивнул, чувствуя странное облегчение от того, что можно поделиться тайной.

— И ты за ним последовал? Смелый поступок.