Кэри поднялась и на цыпочках, стараясь не потревожить паркет, подошла к окну. Забравшись на широкий подоконник, она прижала ладони к холодному стеклу. Покрытое рябью дождя, оно утратило прозрачность, но Кэри, как когда-то в детстве, упрямо пыталась разглядеть, что же находится по ту его сторону.
…старый сад и два куста шиповника, что сплелись ветвями, создавая удивительный узор белых и красных цветов.
…трехцветная кошка, которая имеет обыкновение дремать в тени этих кустов.
…и воробьи, прилетающие поглазеть на ленивую кошку.
Кэри бросала им хлебные крошки, воробьи суетились, верещали, а кошка приоткрывала то один, то другой глаз. Хвост ее вздрагивал, но кошка была слишком старой для охоты.
И доверчивой.
Кошка привыкла, что в старом поместье к ней относятся с уважением. Она и не попыталась убежать. Да и, наверное, она тоже помнила Сверра другим.
Кэри часто заморгала, отгоняя непрошеные слезы.
Умер. И не вернется.
Никогда.
На подоконнике она просидела до рассвета и очнулась, когда где-то далеко скрипнула дверь и раздался громогласный голос Элоис. Старая горничная была глуховата и имела чудную привычку говорить сама с собой. И вот теперь она приближалась, ворча:
– Спина ноет и ноет… придумали… слякоть… кой день кряду… а и камины…
Кэри слышала отдельные слова, которые перемежались вздохами, и тяжелую поступь Элоис, ее кряхтение и кашель. Вот горничная остановилась у двери леди Эдганг и постучала. Ответа она не дождалась, надавила на ручку всем своим немалым весом. И раздался недовольный голос леди Эдганг:
– Сколько раз вам повторять, что я не нуждаюсь в вашей помощи.
Кэри поморщилась, представив гримасу презрения на лице леди Эдганг.
– И я бы хотела побеседовать со старшей горничной. Вы передали мое желание?
Она сидит в кресле, придвинутом вплотную к камину. Его топят, конечно, но слабо, так что рыжая пленка огня едва-едва покрывает сырые дрова. Лишь к обеду пламя разгорится, плеснет недолгим теплом. И стены, быть может, немного прогреются.
Эта часть дворца была старой, и стены, поросшие снаружи виноградом, изнутри пестрели многочисленными трещинами. Их замазывали, скрывали за дорогими панелями или вот обоями, но ведь теплее от этого не становилось.
И леди Эдганг мерзла, что не улучшало ее настроения.
– Тогда почему старшая горничная до сих пор не явилась? – Она наверняка встала и подошла к Элоис вплотную. И та потупилась, не зная, что ответить, дабы не обидеть гостью.
Впрочем, и Кэри, и самой леди Эдганг ответ был известен: они не столь значительные персоны, чтобы старшая горничная тратила на них свое время. И быть может, уже завтра их переведут из этих комнат в городскую тюрьму. А там и вовсе казнят…
– Да уберетесь вы с глаз моих или нет? – Леди Эдганг повысила голос. И значит, настроение у нее ныне более мерзкое, чем обычно. Плохо…
Кэри со вздохом покинула насиженное место и, сунув озябшие руки в подмышки, нырнула под одеяло. Пуховое, некогда оно было роскошным, но за многие годы истончилось. Его досыпали пером, и то лезло сквозь ткань.
А простыня за ночь заледенела.
– Леди Кэри, – Элоис не стала утруждать себя стуком, просто толкнула дверь, – вставайте. Светло уже. Солнышко встало, а вы в постели.
В громком ее голосе, в самом облике, тяжеловатом, неуклюжем – и этот факт леди Эдганг сочла оскорблением, – было что-то уютное. И Кэри нравилось смотреть на Элоис. Вот она, прихрамывая, подбирается к шторам, берет в руки крюк и тянется, цепляя подвесы. Шторы расползаются, впуская рассеянный свет. Вот Элоис переминается у подоконника, метелкой из куриных перьев стирая невидимую пыль, вот, вздыхая, идет к гардеробу…
Он заполнен едва ли на треть, и все платья сшиты из серой грубой ткани. Пожалуй, в них Кэри и сама похожа на горничную. Ну или на гувернантку.
Гризетка.
Сверр бы одобрил.
– В мое время, – ворчит Элоис, вытягивая очередной наряд, который ничем-то не отличался от вчерашнего, – молодые девицы вскакивали засветло… вот помню…
Воспоминаний у Элоис было слишком много, и они не удерживались в ее голове, но выплескивались на собеседника ворохом слов. Порой Элоис забывала, о чем шла речь, и перескакивала с одной истории на другую…
– …и все-то сама делать спешила. Не то что нынешние. – Усадив Кэри перед зеркалом, она взялась за гребень. – Бедная ты моя девочка…
– Я?
Кэри удивилась: прежде Элоис при всем дружелюбии не позволяла себе подобного.