в свой срок вахтенным также эти два дня предоставить. Но глядите у меня, чтоб послезавтра ввечеру всем как огурчикам быть! Это – приказ! А если хоть в каком кабаке, ресторане или борделе вам хоть кто-то заикнется про деньги, я прикажу разнести этот гадюшник из главного калибра, который вы своими руками подарили Матушке-России! Разойдись и гуляй, ребята!

С громогласным «ура!!!» моряки, и братцы и благородия, сломав строй бросились сначала качать своего командира, что, однако, из-за раны последнего пришлось быстро прекратить, а потом волной растеклись по злачным местам города. Рестораны и салоны для господ офицеров, кабаки и дома попроще для матросов и кондукторов…

В следующие двое суток японцы могли брать Владивосток силами одного батальона. Ибо трезвых военнослужащих в городе практически не было.

Февральское утро выдалось пасмурным. Мелкая снежная крупа навязчиво лезла в лицо, сыпалась под ноги, делая замерзшую после недавней оттепели брусчатку предательски скользкой. Свежий ветер развел на рейде небольшую волну, не давая припою сковать его темную воду, покрытую клецками наломанных ледоколом льдин. Стоящие на бочках Золотого Рога крейсера и пароходы лениво покачивались, всем своим видом навевая тоску. Далеко, в створе входного фарватера, ломая тонкий, всего-то трехвершковый лед, медленно ползал и нещадно дымил портовый трудяга «Надежный».

Весьма элегантного вида господин, одетый в светло-коричневое драповое пальто и безукоризненно отутюженный серый в клеточку костюм явно не местного производства, прогуливался по набережной, время от времени посматривая в сторону моря. Господин имел темные, зачесанные назад волосы, крупный нос с горбинкой, резко выпяченную нижнюю губу и колючий взгляд выпуклых черных глаз.

Через некоторое время он зашел в ресторацию Самсонова, что на Светланской. В сей ранний час здесь оказался только один посетитель – пожилой, сгорбленный, но аккуратно одетый китаец.

– Здравствуйте! Простите великодушно, что прерываю вашу трапезу, – произнес, обращаясь к нему, незнакомец, сопровождая свои слова вежливым полупоклоном, – вы ли будете мастер Ляо?

– Да, меня зовут Ляо, да-а… старый Ляо… – старичок мелко закивал.

– Позвольте представиться – дон Педро Рамирез, журналист из Бразилии. Я слышал о вас… Дело в том, что я озабочен пошивом нового плаща. Зима заканчивается… И вас отлично отрекомендовали.

– Благодарю за добрые слова, уважаемый господин Рамирез. Но вам лучше обратиться к подмастерьям моего заведения, сам-то я кройкой и шитьем уже не занимаюсь, рука не та и глаза почти не видят…

– Всенепременно обращусь, благодарю! – произнес дон Рамирез, – Но не подскажите, когда им будет удобно принять заказ?

– Можно сегодня, сразу после одиннадцати часов. Но, впрочем, ведь завтракать я уже закончил, так что если желаете, пойдемте ко мне, и я лично прослежу за снятием мерок, да и фасон подберем вам из парижских или нью-йоркских вариантов, – рассудил старичок.

– Буду весьма вам признателен.

Китаец подозвал официанта, расплатился по счету и направился к выходу из ресторации. Дон Педро последовал за ним.

– Вы, по-видимому, недавно приехали, благоприятна ли была ваша дорога? Удобно ли устроились в нашем прекрасном городе? – интересовался старичок.

– Третьего дня прибыл из Харбина, поселился в доходном доме на улице Семеновской, окна с видом на Транссибирскую магистраль, очень удобно, спасибо.

Мирно беседуя, они подошли к заведению Ляо и поднялись в его кабинет на втором этаже. Бразилец сел в кресло, поправил складку брюк, выставив носки новеньких туфель.

– А теперь раздевайтесь, будем снимать мерку! – суетился старый Ляо.

– Прекратите же, Хаттори-сама[75]. Вы, конечно, более чем убедительны, вам бы на театре играть, но не стоит увлекаться. Мне вот интересно, вы хорошо спрятали настоящего Ляо? – спокойно осведомился дон Педро.

Старик распрямился. Его горб чудесным образом исчез, а лицо разгладилось. Седой парик с косичкой он положил на стол рядом с собой, и теперь никто не дал бы ему больше сорока лет. В узких кругах тай-са Фуццо Хаттори имел хорошую репутацию. В том смысле, что только самоубийца желал бы заиметь его себе во враги. Он тонко усмехнулся:

– В свое время на все вопросы будут даны ответы. Ответ, полученный несвоевременно, не дает удовлетворения.

– Молчание – это способ говорить неправду, – парировал гость.

– Молчание и есть молчание. Оно – золото. А язык «дан человеку, чтобы скрывать свои мысли». Что привело вас во Владивосток, друг мой?

– Я собирался отправиться пароходом в Лондон, но не успел. Началось… У русских могут быть вопросы ко мне, – поморщился «бразилец».

– Еще бы, в прошлом году мы с вами весьма плодотворно… пообщались, – улыбнулся Хаттори, – правда тогда вы были подданным Португалии. Хотя это не важно. Как поживает глубокоуважаемый мистер Фотергилл? Здоров ли?

– Спасибо за беспокойство, мы виделись с ним последний раз больше полугода назад. Тогда сэр Чарльз вполне здравствовал. – Рамирез улыбнулся уголками губ, – Но, как вы понимаете, меня привело к вам не только желание поговорить о наших общих знакомых.