отремонтированы. Еще несколько снарядов, взорвавшись на коечных экранах, бортах и в надстройках, серьезных повреждений не нанесли: пятеро убитых, полтора десятка раненых – сухая статистика войны, которая кроется за словами «незначительные осколочные повреждения». Серьезных пожаров тоже пока не возникло, все возгорания успевали оперативно тушить.

Ответ «Варяга» – один снаряд навылет через борта «Акаси» в носу (без серьезных повреждений), выведенное из строя прямым попаданием среднее бортовое орудие, случайное попадание в «Такачихо» (труба пробита, к сожалению, без взрыва, а то ее просто унесло бы за борт). Один, невесть как попавший с дистанции более пятнадцати кабельтовых, трехдюймовый снарядик бессильно завяз в скосе «Нийтаки»…

Интересное началось при сближении на дистанцию меньше полутора десятков кабельтовых, когда попадания пошли одно за другим. Японские канониры были конечно же профессионалами своего дела, однако становилось очевидным, что скорострельность орудий их визави с «Варяга» ощутимо выше. Хотя разница в боевой подготовке между отрядами первой и второй линий в Японском флоте и позволяла элите отпускать обидные шуточки в адрес своих коллег,[41] в данном случае дело было не в этом.

Законов природы не могли отменить даже воинственные потомки самураев – за полчаса средний японский подносчик снарядов выматывался гораздо больше, чем его русский визави. Просто в те старые добрые времена мужик-великоросс был раза в полтора крупнее японца, а в подносчики снарядов к тому же отбирали народ поздоровее. Ну и пара добавочных килограммов японского снаряда на четвертом десятке выстрелов начинали чувствительно давить на руки и плечи. В общем, за полчаса перестрелки с максимальной скорострельностью японцы порядком вымотались.

Руднев же, напротив, выпустил на подачу дополнительных нештатных членов команды – моряков с «Севастополя», «Корейца» и «Сунгари», до этого сидевших под защитой бронепалубы. Это должно было позволить «Варягу» поддержать скорострельность начала боя еще с полчаса как минимум. А больше, скорее всего, и не будет нужно. Так или иначе, но за эти минуты все будет решено. При этом пока еще оставался резерв людей на случай потерь в расчетах.

Резервные три с гаком сотни человек очень пригодились: кочегары и механики с «Корейца» и «Сунгари» сейчас трудились в машинном отделении, севастопольцы удвоили численность подносчиков снарядов, а палубные матросы с «Корейца» и «Сунгари» вместе с казаками позволили сформировать два пожарных дивизиона вместо одного. Возможно, именно благодаря этому пока удавалось быстро тушить все возникающие пожары, хотя здесь, скорее, все же более важную роль играло заблаговременное избавление от дерева на борту до боя…

Когда «Варяг» и «Акаси» сблизились примерно на тринадцать кабельтовых, произошли два взаимно не связанных, но почти одновременных события.

Командир японского крейсера принял окончательное решение – «Варягу» из Чемульпо сегодня не выйти. Милдзи наделал достаточно ошибок за сегодня и может смыть свою вину перед императором только подобно великим самураям прошлого. А то, что вместо верного вакидзаси, передававшегося в семье из поколения в поколение, для сэппуку придется использовать «Акаси»… Что же, зато и противнику после таранного удара конец. Его крейсер – слабейший в отряде, а этот неутопляемый «Варяг» со своим непредсказуемым командиром слишком опасен, так что размен оправдан.

Моряки русской канлодки показали путь, следуя которому, более слабый корабль может и должен останавливать сильнейшего противника. Осталось только доказать, что дух сыновей Ямато крепче, чем у северных варваров. После тарана оставшаяся тройка крейсеров наверняка сможет добить потерявший преимущество в ходе «Варяг». Что касается экипажа «Акаси» – есть шлюпки, а кому не повезет – в «Пути воина» сказано: «Самурай должен ежедневно представлять свою смерть от пули, стрелы, огня или воды!»[42]

Миядзи приказал механику увеличить ход до максимума, на который только способны машины «Акаси», а сигнальщику отсемафорить «Такачихо» и прочим мателотам: «Иду на таран, прошу добить «Варяг»! Тенно Хейко Банзай!»

И это было первое из вышеупомянутых событий…

На «Варяге» глазастый сигнальщик с «Корейца» Вандокуров прокричал в рубку:

– Вашвысбродь! Головной япошка какой-то сигнал поднял, заваливает вправо и отрывается от остальных, не иначе как таранить нас собирается, черт узкоглазый!

«Ну, вот только цитат из песни мне сейчас не хватало, – подумал Руднев, наклоняясь к прорезям боевой рубки. – Ведь всю малину, гад упертый, испортит!»

– Минеры! Носовой аппарат готов к залпу? Как сойдемся с «Акаси» на восемь кабельтовых, пускайте мину. Не пытайтесь попасть, лучше пусть пройдет у него по носу, тогда он вынужден будет вправо отклониться! Сгоните его с пересекающихся курсов. Понятно? Если надо, чтобы мы вильнули на курсе – сообщите на мостик. Как сблизимся с отставшей тройкой – то же самое из траверзных аппаратов правого борта, не надо пытаться попасть, постарайтесь отжать япошек к берегу, не давайте им выйти на курс столкновения! Скрипниченко, ты у нас сигнальный квартирмейстер? Значит, должен знать, где хранятся ходовые шары[43], так? Как мимо японцев пройдем, даст бог, чтоб был с ними на корме! Кидай их за борт, и глобус из кают-компании туда же, только чтоб япошки видели!

– Рад стараться вашевысоко… но зачем?

– Авось в горячке примут за плавучие мины, может, хоть немного дернутся в сторону и чуток от нас поотста…

В эту секунду очередной японский шестидюймовый снаряд взорвался на правом крыле мостика, щедро окатив боевую рубку «Варяга» осколками.