– Ну, кто? Кто вам это сказал?! Из-за кого мне опять аврал команде объявлять? Старк? Генерал-адмирал? Наш морской агент в Японии Русин?

– Простите, но у меня свои источники, очень серьезные, и я дал слово их не раскрывать. Мы обязаны проверить эту идею, если сработает – нам лишний шанс на выживание, если нет – ничего не теряем.

– Ну так уж и ничего! А намотаем вашу гадость на винты? Представляете себе картинку, крейсер идет на прорыв с винтом, обмотанным его же противоминными сетями, которыми он собирался ловить шестидюймовые снаряды противника, как бабочек сачком!!! Вам самому не смешно?

– Риск – дело благородное. Порежьте тогда сети на секции, и привесьте к ним грузы, будут обеспечивать лучшее натяжение и топить сорванные с выстрелов секции до того, как те затянет к винтам. Койки всплывут, сеть утонет… Опять скажете «невозможно»?

– Можно. Был бы в этом толк, все можно… Но за испорченные сети…

– Слушайте, сколько можно, в самом деле? Еще раз о безвременно утраченном имуществе напомнит мне кто-нибудь, самолично за борт выкину! Предварительно пристрелив, чтоб больше не перечил командиру. И предупредите об этом ревизора нашего.

– Так вы, Всеволод Федорович, сами же нам говорили, что «сохранность вверенного нам казной имущества превыше всего»! И не раз. Не раз!

– А «в мирное время» я не добавлял случайно?

«Черт бы подрал моего предшественника с его меркантильно-чиновничьими интересами! С такой бы энергией команду гонял на предмет стрельбы и порядка в машинном отделении, сейчас бы у меня был самый боеспособный крейсер Российского флота, а не самый «комплектный по списку». Формалист фигов!» – в который раз пронеслось в голове Руднева в адрес самого себя прежнего.

– Да вроде нет…

– Значит, ПОДРАЗУМЕВАЛ, черт меня подери! А сейчас у нас война! И распорядитесь катер к трапу подать, мне еще на трамп наш обреченный заскочить надо, проверить ваши организаторские способности. И на «Корейце» такой же, как сейчас с вами, развеселый разговор предстоит… Да, и, само собой, не задействуйте в аврале кочегаров «Варяга» и орудийную прислугу. Попробуйте справиться силами команды «Сунгари», севастопольцами, корейскими, что у нас на борту, палубными матросами и казаками. Им в бою особо делать нечего будет, пусть сейчас поработают.

На борту «Сунгари» корейские кули, деловито погоняемые русскими моряками во главе с двумя боцманами, сунгарским и с «Варяга», готовили пароход к безвременной кончине. А в это время на мостике его капитан изливал душу Рудневу.

– Я понимаю, что необходимо. Я понимаю – или это старое корыто, или новый крейсер, один из лучших на флоте. Я понимаю – мы не утопим, так или японцы расстреляют, или, того хуже, себе заберут и будут снаряды возить, которые потом на русские головы полетят. Но все одно, своими руками свой же корабль готовить к утоплению – это, ну, как будто старого друга предать! Может, для вас, Всеволод Федорович, это просто груда железа в полторы с лишком тысячи тонн водоизмещением, но для меня…

– Для вас она – то же самое, что для меня «Варяг». Старый и верный товарищ. Прекрасно понимаю, и, поверьте, сочувствую. Даст бог, прорвемся – лично попрошу государя присвоить имя геройски погибшего «Сунгари» новому пароходу КВЖД или Доброфлота, а вас поставить капитаном. А может, мобилизую вас в военный флот и захвачу вам крейсер у японцев! Примете командование?

– Ну, если вы так ставите вопрос, то приму. Только ежели назовете «Сунгари»! Только вот, чтоб кого с мостика трампа да под эполеты… На крейсер! Шутить изволите, однако, господин каперанг! На Императорском флоте мне за все про все выше прапорщика по адмиралтейству не прыгнуть, сами знаете. Да и имена кораблям флота сам император присваивает. А он, поди, про такую речку и не слыхивал даже. И про нас с «Сунгари» вряд ли кто вспомнит. Да еще неизвестно, как она, война-то, повернется. Так что мне не до шуток, поверьте. Мало того, что куска хлеба лишаете, а за это еще перед супругой ответ держать, так еще и смеетесь над моей бедой…

Грустный сарказм в голосе капитана был практически нескрываем.

«Ну что ж, я бы на его месте тоже не поверил. Но теперь, как придет время, смогу поймать на слове. А в эти времена слово совсем не такой пустой звук, как в мои».

– А и договорились, пожалуй! «Сунгари» так «Сунгари». Только судно не я у вас отнимаю, а япошки, будь они трижды неладны. И давайте, пойдем посмотрим, что в трюмах творится, чтобы нервы друг другу понапрасну не тянуть.

– Что велели-с, Всеволод Федорович! Разгром и грязь! Вот что там творится. Водонепроницаемые переборки разбиты, двери вырваны с мясом, между котлами мина ваша, будь она неладна! Очень надеюсь, что лейтенант Берлинг свое дело знает, и так кочегары боятся работать. Еще в кладовых куча вашего взрывоопасного барахла и вторая мина, вся опутанная проводами, как гирлянда на иллюминации по случаю коронации государя, да-с, имел честь присутствовать. В грузовых трюмах еще хлеще, сначала в мешках цемент сваливали, хоть какой-то порядок был. Так прибежал ваш малахольный старший офицер, прости господи, наорал… Чуть очки свои не потерял, по трюму шарахаясь, потом приказал распороть мешки да еще и затопить трюмы почти наполовину. Сейчас туда вообще мусор и камни со всего порта корейцы стаскивают. Обидно, всю жизнь был чистый и аккуратный пароход, а перед смертью в помойку превратился. Мы с вами, наоборот, завтра в чистое переоденемся, а «Сунгари» вот так вот… Жалко его, одним словом. Ну, пройдемте, добро пожаловать к нам на шестой круг ада, господин капитан первого ранга…

Внутренние помещения парохода представляли собой квинтэссенцию беспорядка и разрушения. Особой пикантности обстановке добавляла 190-