От ходьбы мы согреваемся, солнце поднимается выше, его становится видно над верхушками деревьев, и мы начинаем веселей смотреть на вещи. Идти не тяжело, тропа ухоженная, а подъемы невысоки и пологи. Мимо нас проходят группки людей, спешащие к озеру и дальше. Вид у всех жизнерадостный и обветренный – нормальные люди в спортивной одежде и кепках цвета хаки. В подлеске шныряют мелкие млекопитающие, по ветвям перепархивают птицы, Джестин показывает нам несколько самых ярких. Когда подходит время сделать привал и перекусить сухофруктами и зерновыми батончиками, даже Кармель уже нормального цвета.

– Еще пара часов по этой тропе, а затем нам нужно свернуть с нее и двинуться напрямик через лес.

– В смысле? – не понимаю я.

– Нам полдня по тропе, а потом мы должны увидеть метку, – отвечает Джестин.

– Что за метка?

Она пожимает плечами, мы с остальными переглядываемся. Кармель спрашивает, имеет ли Джестин в виду орден, но я-то знаю, что нет. Она не знает, что это за метка.

– Ты сказала, что уже бывала здесь, – говорю я, и она делает невинные глаза. – Говорила, что знаешь дорогу.

– Ничего подобного я не говорила. Я бывала в ордене раньше, но я не знаю, как именно туда попасть, и уж всяко не пешком. – Она вгрызается в батончик мюсли. Хруст такой, словно кости ломаются.

Припоминаю. Она действительно такого не говорила. Гидеон сказал, что она знает дорогу. Но он, вероятно, имел в виду, что ей рассказывали, а не что она уже по ней ходила.

– Как ты могла там побывать и не знать, где он находится? Ты же практически выросла там, нет? – удивляюсь я.

– Меня растили родители, – говорит она, выгнув бровь. – На территории ордена я бывала время от времени. Но по пути туда мне завязывали глаза.

Мы с Томасом смотрим друг на друга, просто чтобы убедиться, что это безумие нам не помстилось.

– Такова традиция, – говорит Джестин, замечая наш взгляд. – Не все из нас порвали с ней, знаешь ли. – Нет нужды спрашивать, что она имеет в виду.

– Ты напортачила в гостинице, Джестин.

– Да ну? Она была мертвая, и атам отослал ее. – Она пожимает плечами. Проще простого, на самом-то деле.

– Это не просто, – говорю. – Тот призрак, вероятно, ни разу в своей послежизни не причинил вреда живому человеку.

– И что? Ему здесь не место. Он мертвый. И не смотри на меня так, будто мне мозги промыли. Твои этические принципы не единственные в мире. То, что они твои, вовсе не значит, что они правильные.

– А тебя не волнует, куда ее могло отослать? – спрашивает Томас, пытаясь удержать беседу в разумном русле. Потому что я готов показать ей средний палец. Или язык.

– Атам отсылает их туда, где им следует быть, – отвечает она.

– Кто тебе это сказал? Орден?

Мы с Джестин скрещиваем взгляды. Она первая отведет глаза. Даже если мои собственные высохнут напрочь.

– Погодите минутку, – говорит Кармель. – Я правильно понимаю, что никто не знает, куда идти? – Она обводит взглядом наши тупые лица – лучшее подтверждение сказанного. – И предполагается, что мы сойдем с натоптанной и ухоженной тропы и полезем через лишенный всяких опознавательных знаков лес?

– Знак есть, – спокойно говорит Джестин.

– Какой – флажок, что ли? Меня устроит, только если они будут развешаны цепочкой по всему лесу. – Она смотрит на меня. – Ты же видел сегодня утром в окно – эти деревья тянутся бесконечно. А у нас даже компаса нет. Люди так погибают.

Она права. Люди так погибают. И гораздо чаще, чем нам хочется думать. Но Гидеон знает, что мы на подходе. Если мы не явимся по расписанию, он вышлет кого-нибудь на поиски. И кроме того, в глубине души я не верю, что мы вообще можем потеряться. Глядя на Джестин, подозреваю, что она тоже в это не верит. Но как объяснить это Кармель?

– Томас, ты в бойскаутах был? – спрашиваю я. Он отвечает мне прищуром – разумеется, не был. – Слушайте, если хотите, можете просто вернуться по этой тропе обратно в гостиницу.

Томас при этом предложении напрягается, но Кармель скрещивает руки на груди.

– Я никуда не пойду, – упрямо говорит она. – Мне просто показалось не лишним напомнить, что это глупо и мы, вероятно, погибнем.

– Принято во внимание, – говорю я, а Джестин улыбается. Ее улыбка успокаивает. Она не держит на меня зла; с ней можно не соглашаться и не становиться при этом врагом. Половину времени, что мы знакомы, мне хочется ее придушить, но это мне нравится.

– Надо двигаться, – говорит она, – чтобы не упустить дневной свет.

Спустя еще час и бог знает сколько миль Джестин начинает притормаживать. Время от времени она останавливается и обводит взглядом лес со всех сторон. Ей кажется, мы уже прошли достаточно. Теперь она начинает нервничать, что метки не окажется на месте. Когда она вылезает на гребень