– Мэй, чтобы наш эксперимент и в целом «Сфера» удались, нам нужен абсолют. Нам нужна чистота, полнота. Я понимаю, что этот эпизод пару-тройку дней будет болезнен, но уверяю тебя, очень скоро все совершенно потеряют интерес к таким вещам. Когда известно всё, всё приемлемое будет принято. А пока надо быть сильными. И ты должна показать пример. Не сбивайся с курса.

Мэй отправилась обратно в «Сферу», решив никогда больше из кампуса не выезжать. Хватит с нее семейного хаоса, Мерсера, уродского родного города. Она ведь даже толком не спросила родителей про камеры «ВидДали». Дома – какой-то дурдом. В кампусе все знакомо. В кампусе никаких трений. Перед сфероидами незачем оправдываться, незачем разъяснять им будущее планеты, они уже понимают и Мэй, и эту планету, и то, как все должно быть и вскорости будет.

Находиться за пределами кампуса ей и без того становилось все мучительнее. Снаружи бездомные, а с ними неизбежные и невыносимые запахи, и поломанные машины, и полы, и стулья, которые никто не моет, и куда ни глянь – хаос безалаберного мира. Конечно, «Сфера» старается его упорядочить, много над чем работает, – конечно, проблему бездомных откорректируют или решат, едва закончится игрофикация приюта и в целом жилого фонда, над чем трудятся в «Периоде Нары», – но в безумии за воротами было все страшнее. Прогулки по Сан-Франциско, Окленду, Сан-Хосе, да вообще по любому городу все больше напоминали турпоездку в страны третьего мира – лишняя грязь, лишние раздоры, лишние просчеты и ошибки, и в каждом квартале тысячу проблем можно исправить простейшими алгоритмами, внедрением доступных технологий и участием активных членов цифрового сообщества. Камеру Мэй не выключила.

Доехала меньше чем за два часа, прибыла всего в полночь. После поездки взвинчена – нервы на пределе, сейчас нужно расслабиться и отвлечься. Пошла в ЧК, зная, что там она пригодится, там ее старания будут недвусмысленно и немедленно одобрены. Вошла в корпус, глянула на медленное вращение Колдера, поднялась на лифте, пробежала по мостику и вошла в свой прежний офис.

За столом получила два сообщения от родителей. Оба еще не спят, оба в отчаянии. В ярости. Мэй пересылала им позитивные кваки, сообщения, в которых зрители восхищались ими – пожилой парой, да еще с рассеянным склерозом, но до сих пор сексуально активной. Однако родители не заинтересовались.

«Пожалуйста, перестань, – просили они. – Пожалуйста, больше не надо».

Как и Мерсер, они потребовали, чтоб она перестала с ними общаться иначе, нежели за закрытыми дверями. Мэй внушала им, что они не понимают, куда движется история. Они не слушали. Мэй знала, что в итоге их переубедит, это лишь вопрос времени, для них и для всех, даже для Мерсера. Он и ее родители с опозданием обзавелись компьютерами, с опозданием купили мобильники, повсюду опаздывали. Это смешно, это грустно, это бессмысленно – откладывать неопровержимое настоящее, неизбежное будущее.

Так что Мэй подождет. А пока она открыла канал. Кое у кого нашлись в этот час неотложные вопросы, но к началу рабочего дня всегда скапливались неотвеченные письма, и Мэй решила до прихода нубов подсократить очередь. Может, она всё обработает, всех удивит – пускай явятся к чистому листу, к пустому каналу.

Ответа ждали 188 запросов. Она сделает что сможет. Клиент из Туин-Фоллз хотел сводку по всем другим бизнес-сайтам, которые посещают потребители, заходившие к нему. Мэй с легкостью отыскала данные, переслала ему, и ей мгновенно полегчало. Следующие два – простые шаблонные ответы. Она послала опросники и оба раза получила 100. От одного прилетел встречный опросник; она ответила и закончила за полторы минуты. Следующие два запроса были посложнее, но рейтинг держался на сотне. Шестой еще сложнее, но она ответила, получила 98, послала опросник, дотянула до 100. Клиент рекламировал обогреватели и кондиционеры, жил в Мельбурне; спросил, нельзя ли добавить ее к своей сети профессиональных контактов, и Мэй с готовностью согласилась. Тут-то он и сообразил, что она Мэй.

«ТА САМАЯ Мэй?» – напечатал он. Звали его Эдвард.

«Не отпираюсь», – ответила она.

«Какая честь, – напечатал он. – Который час у тебя? Мы тут только работать заканчиваем». Она ответила, что час у нее поздний. Он спросил, нельзя ли добавить ее в его список рассылки, и она вновь согласилась с готовностью. Затем последовал короткий водопад новостей и информации о страховом бизнесе в Мельбурне. Эдвард предложил сделать ее почетным членом МБПОК, Мельбурнской гильдии поставщиков обогревателей и кондиционеров, бывшего Мельбурнского братства поставщиков обогревателей и кондиционеров, и она сказала, что весьма польщена. Он добавил ее в друзья в персональном сферическом профиле и попросил взаимности. Она ответила взаимностью.

«Надо еще поработать, – написала она, – привет всем в Мельбурне!» Родительское помутнение, безумие Мерсера уже испарялись туманной дымкой на заре. Мэй открыла следующий запрос, от парикмахерской домашних животных в Атланте. Получила 99, послала опросник, вернулась к 100, послала еще шесть опросников, и на пять клиент ответил. Она открыла следующее письмо, на сей раз из Бангалора, и как раз приспосабливала шаблон к запросу, когда вновь прилетело сообщение от Эдварда. «Видела просьбу моей дочери?» – спросил он. Мэй проверила свои мониторы в поисках какой-то просьбы от дочери Эдварда. В конце концов он уточнил, что у дочери другая фамилия и она школьница из Нью-Мексико. Распространяет информацию о судьбе бизонов в штате и просит Мэй подписать петицию, а также помянуть кампанию на всех возможных площадках. Мэй ответила, что постарается, и тотчас об этом квакнула. «Спасибо!» – написал Эдвард, а спустя несколько минут ее поблагодарила и его дочь Хелина. «Самой не верится, что мою петицию подписала Мэй Холланд! Спасибо!» – написала она. Мэй ответила еще на три запроса, ее рейтинг упал до 98, и хотя она не раз и не два послала всем трем клиентам опросники,