особым мечом».
– Увы, не могу… У меня еще есть одно незаконченное дело с Маизаном…
– Ну тогда веди к этой Элинаэль. Или лучше пусть ее сюда приведут, я ее заберу.
– Сам?
– Нет, я воспользуюсь помощью твоих Дидоя и Штаса.
– Я имел в виду, что тебе следовало бы взять кого-нибудь с боевым Даром… И куда вы отправитесь?
– Карей, давай я расскажу тебе все после. Меня ждут. Все задумано именно так. Эти двое, – он кивнул на Итина и Иссиму, – помогут мне.
Абвэн был сбит с толку, он не совсем понимал, что происходит, но именно это и нужно сейчас Годже. Нужно уйти, пока Карей не догадался, не заподозрил неладное… Если Элинаэль Кисам – та единственная, чья кровь может отправить этого выродка Атаятана обратно в забвение, то она должна быть свободна!
В комнату ввели темноволосую синеглазую девушку, достаточно красивую, чтобы поспорить даже с Иссимой. Не зря и этот щенок Вирд, и старый волк Кодонак так на нее запали… Она удивленно расширила глаза, узнавая своих друзей. Каха, почти спрятавшего лицо в растрепанных волосах, если и видела раньше, то вряд ли узнала.
Что будет делать Годже, если Элинаэль начнет сопротивляться, брыкаться, кричать, выкинет что-нибудь… Что ей сказать такое, не вызвав подозрения у Абвэна и не испугав ее?
Но Карей Абвэн – Мастер Слов сейчас не хуже, чем Мастер Перемещений (наверняка кого-то с Даром сплетать слова он взял в свой Второй Круг), сделал всю работу за него.
– Видишь, Элинаэль, – это твои друзья. Они пришли за тобой, – проговорил Абвэн голосом мягким и приятным настолько, что болезненно напомнил Годже голос Атаятана. – Они отведут тебя к Вирду Фаэлю. А ты волновалась. Ты ни за что убила человека.
Элинаэль глянула на него, желая испепелить одними глазами.
– Вы напали на Вирда! Ударили его! Вы надели на меня оковы!
Абвэн подошел, снимая утяжелители, но оставляя другие браслеты, более грубые и тяжелые, связанные между собой цепью, которые не позволяли ей творить огонь.
– Оковы нужны для того, чтобы ты никого больше не убила. Это очень болезненная смерть – сгореть заживо.
Девушка зарделась, опустила глаза. Странное это чувство – быть убийцей, знакомое Каху, особенно когда не успел еще сделать выбор в сердце… или сожалеешь об этом выборе… Неприятное…
– Когда ты окончательно успокоишься и убедишься, что ты в кругу друзей, оковы снимут. А с Вирдом Фаэлем поступили, конечно, грубо, оглушив ударом по голове, но так было нужно, иначе он бы убежал, вернулся бы к заговорщикам… Его исцелили, с ним все в порядке. А вот того, кого ты сожгла… уже не вернешь…
Годже надоело это слушать. «Спасибо, Абвэн, за убеждение Элинаэль, но не стоит так уж стараться», – раздраженно думал он. Он подошел к недавнему соратнику очень близко и протянул руку с требованием, прошептанным тому почти в самое ухо:
– Ключ от оков!
Абвэн окинул растерянным, завистливым, но все же при этом немного презрительным взором Годже, вытянул ключ из кармана своего кама и вложил в раскрытую его ладонь.
– К Башням Огней! – скомандовал Ках Дидою и Штасу, и те, забрав его, Итина, Иссиму и Элинаэль, совершили очередной за сегодня прыжок.
Когда он ощутил под ногами землю Города Семи Огней и увидел длинные тени, отбрасываемые башнями, Годже едва не засмеялся от облегчения; он обернулся к «прыгунам», которые служили Абвэну, а значит, и Древнему:
– Уходите, возвращайтесь на побережья залива Тиасай и ожидайте приказов. Никуда не отлучайтесь. Я сам вас найду. – Дидой и Штас послушно исчезли в тумане перемещений, а Годже глядел на то место, где они только что были, стоял и думал: «Как быстро все раскроется?..» Сколько у него есть времени? Как только Верховный узнает о том, что он сделал… Эбонадо найдет способ, чтобы убить его…
Годже снял оковы с девушки, и она благодарно кивнула ему, все еще не узнавая.
– Пойдемте, – произнес Этаналь, – здесь неподалеку есть вход в подземелье штаба.
И они быстрым шагом, стараясь не привлекать внимание немногочисленных прохожих, встречающихся им по пути, направились к берегу Тасии-Тар. Если о каких утраченных способностях и стоит жалеть, то это о перемещениях… Ках содрогнулся – нет уж! Он не будет жалеть об этом! Никогда не будет жалеть! Атаятан пил его, опустошая душу, словно чашу с вином. Древний многое давал, что казалось привлекательным для любого смертного, но то, что он отнимал, было больше, было страшнее, он отнимал саму человеческую сущность, превращая в нечто иное, омерзительное, восставшее против Творца, воспротивившееся Мастеру Судеб, отринувшее огонь жизни.
Они вошли в рощу, где грудами кирпичей и развороченных камней лежали бывшие Конюшни Пятилистника. Площадку так и не убрали до сих пор и ничего строить не начали. Ждут, пока вернется Король-Наместник с войны и задаст им хорошей трепки! Среди развалин Итин, опасливо оглядываясь по
