ни в чем не нуждается и в последнее время все чаще и чаще думает о свободе. Глупости… Были б тут эффы Фенэ, он бы пошел и полюбовался на тех, кто непременно отгрызет ему голову, если он эти глупые мысли из нее не выкинет. Но звери остались на арайской заставе.

Ого услышал бой барабанов. Грохот нарастал, отзываясь эхом в горах. Он вскочил и со всех ног побежал обратно – узнать, по какому поводу этот шум. Бег давался ему легко, как любому кутийцу, и он, почти не запыхавшись, уже через пару минут стоял между шатрами Фенэ и Кох-То посреди дороги. На открытом пространстве, ближе к стене, что-то происходило. В ряд стояли бьющие в барабаны вольнонаемные слуги Фенэ. Легкие эти барабаны Ого и раньше видел у некоторых слуг возле костров, когда те затягивали свои песни. Сейчас они исполняли какой-то незнакомый ему ритм. Тут же стояли стражи границы – ровной, сверкающей доспехами линией с поднятыми мечами наголо. Музыканты, бьющие в барабаны, – справа, воины-тарийцы – слева… красиво! Тут были и охранники и караванщики. Рабы тоже начинали сбегаться сюда. Посередине разводили большой костер.

Ого увидел Вирда, стоящего рядом с Наэлем. Он задумчиво смотрел в огонь, как и Мастер Музыкант.

К’Хаиль Кох-То, окруженная приближенными слугами и рабами, стояла в первых рядах, и Ого узнал ее по излюбленному высокому головному убору в виде свернувшейся кобры.

Очень быстро площадь наполнялась людьми, как долина – водой во время наводнения. Кто-то негромко переговаривался, но в основном все молчали, ожидая, что будет.

Полог зеленого шатра приподнялся, и оттуда вышла Фенэ. Она была прекрасна. Одета, несмотря на холод, чувствительный для любого южанина, в тонкое шелковое платье, обтягивающее фигуру, зеленое, как большинство одежд Фенэ, с распущенными золотистыми волосами и непокрытой головой. На шее и в ушах – золото, но не слишком много, украшения были самими скромными из имеющихся у нее. Она плавно шла под ритм барабанов, неся в руках перед собой какой-то небольшой предмет. За ней из шатра появилась пара рабов, тащивших сундук.

Ого догадался, что здесь начинается какая-то церемония. Но вот какая? «Свадьба!» – вспыхнула в его голове мысль, словно молния. Он никогда не видел свадеб благородных. Ну, конечно, он прав! Фенэ выходит замуж за Мастера Наэля – вон он стоит, разодетый, в центре. Зачем только так спешить? Ого стало горько. Теперь ему не спать на мягких перинах Фенэ и не есть хорошей еды. Да и… он думал, что Фенэ его любит… А она даже не сказала, что выходит за Наэля, конечно, это не дело раба, за кого выходит его к’Хаиль… Но почему ж тогда так горько?..

Фенэ подошла не к Наэлю. Она стала возле костра, спиной к огню, так близко, что Ого опасался за ее распущенные волосы, которые могли вспыхнуть. К’Хаиль заговорила. Громким, торжественным голосом. Ого и не думал, что ему так нравится этот голос.

– Я, к’Хаиль Фенэ Хай-Лид ди Курсан, объявляю свою волю, и всякий, кто принадлежит мне, должен исполнить ее! Кто же не принадлежит, раб или свободный, – должен уважать мою волю! В присутствии вольных и благородных свидетелей я объявляю свое желание! Раб Ого, выйди ко мне!

Ого вздрогнул. Он оглянулся по сторонам, словно ища другого Ого, который должен был выйти, затем, опомнившись, поспешил к к’Хаиль Фенэ.

– Раб Ого! – сказала она, когда он подошел. – Я объявляю тебя свободным, и никто никогда не смеет обращать тебя в рабство! Кто сделает это, тот посягнет на честь рода Хай-Лид! Я предаю огню Права на тебя!

Ого едва не упал от неожиданности. Его глаза сейчас, наверное, были как два блюдца. Он даже перестал дышать. А Фенэ тем временем бросила маленькую коробочку – это ее она держала все это время в руках – в огонь. Послышался треск – и костер выплюнул несколько искр. Права на Ого сгорели… Он свободен… Он… свободен!!!

– Ты, человек, – сказала она холодно и торжественно, обращаясь к нему, – должен выбрать себе имя и объявить перед всеми! Сделай это!

Ого задумался лишь на мгновение, не в его характере долго размышлять и медлить.

– Мое имя – Ого, что значит «лис» по-кутийски, Ого Ки-Ти – так звали моего отца!

– Ты – Ого Ки-Ти! Ты свободен! – завершила Фенэ, и Ого, не чувствуя ног, побрел в толпу.

Вирд оказался возле него через пару минут. Он крепко обнял друга, а тот не мог поверить в произошедшее.

К’Хаиль Фенэ называла имена своих рабов из каравана одно за другим, люди выходили к костру и смотрели, как Права на них, вместе с их рабством, пожирает пламя. Они называли свои новые имена и возвращались, пританцовывая, к друзьям. Для выходивших к костру последними это уже не было таким шоком, как для первых. По лагерю Фенэ распространялась волна безудержного веселья.

Когда последнее имя было названо, а сундук с Правами опустел, Фенэ объявила, что те, кто захочет, могут отправиться с ней в Тарию.

Рабы, оставшиеся в Аре, переходили во владение к’Хаиль Кох-То. Для некоторых здесь радость освобождения была омрачена тем, что в Аре остались их дети, родители, братья и сестры… остались в рабстве. Как и золотая мамочка Ого…

Лагерь шумел, как лес в ветреный день. Кто-то смеялся, кто-то плакал, кто-то возносил молитвы Создателю за здравие к’Хаиль Фенэ, кто-то уже начинал напевать. Теперь рабов Кох-То можно было сразу отличить от тех, кто еще утром принадлежал Фенэ, – по их угрюмым лицам.

Разнесся слух, что тарийцы-пограничники пожаловали освобожденным несколько бочек с пивом и вином, а благословенная к’Хаиль Фенэ послала охотников в горы, чтобы те добыли вдоволь мяса – здесь в избытке водились горные козы.

А вечером началось празднество. Горели, весело потрескивая, костры, жарились туши коз, лились рекой вино и пиво. Праздновали и те, кто обрел свободу, и те, кто никогда не был рабом, и даже рабы Кох-То, забыв о своем горе и зависти. И все до единого, включая тех, кто собирался утром поворачивать в Ару, пели песню, которой научил их Мастер Гани Наэль. Пели от всего сердца, вкладываясь в слова всем своим существом. Песня