– Ранен, – тихо ответил экспат. – Сейчас отдышусь маленько и пойду проведаю его в санчасти. Ну что, сколько там, Миша?

Свичкарь озадаченно скреб в затылке, сверяя свои подсчеты с результатами других техников.

– Ерунда какая-то, – доложил он. – У нас тут вышло – плюс-минус – около ста пробоин. Как же ты летел, командир?

– Ну что ты заладил: «как» да «как», – криво усмехнулся Григорий. – Не знаю! Леш, а у нас вино осталось? Ну то, что нам пехотинцы подарили?

– О чем ты? – удивился Малахов. – Какое вино, тут две, а лучше сразу три наркомовские нормы нужно. Ты ж, по сути, заново родился. С такими повреждениями прилетел, да еще и сесть умудрился. Свичкарь, просвети нас – вы его машину ремонтировать возьметесь?

Техник переглянулся с товарищами и решительно ответил:

– Нет! Ее теперь только на списание. Снимем мало-мальски уцелевшие узлы, приборы – и в утиль. Бесполезно ремонтировать, пустая трата времени и сил. Ты уж извиняй, командир, – добавил он виновато.

– Брось, Миша, – экспат наклонился, зачерпнул немного снега и, зашипев словно разъяренный кот, энергично умылся им. – Я и сам вижу, что «четверка» свое отлетала.

– С тобой точно все в порядке? – подозрительно осведомился капитан, глядя на окрасившийся в розовый цвет снег в руках Дивина. – Может, доктору показаться?

– Ерунда, – фыркнул Григорий, – несколько пустяковых царапин. А про вино я у тебя спросил не для себя. Хочу на аэродром к истребителям съездить и ребятам тамошним проставиться – если бы не они, то хана нам с Андрюхой. Гарантированно!

– А, – кивнул Малахов, – понял. Что ж, дело хорошее. Тем более, что ты теперь все равно безлошадный, так что не вижу препятствий. Думаю, и Батя тоже возражать не станет. Съезди. Только мой тебе совет, лучше коньяк возьми.

Когда летчики осматривали один из освобожденных нашими войсками городов, к ним подошли несколько красноармейцев во главе с лейтенантом в коротком ватнике. Поздоровались, поинтересовались, на каких именно самолетах летают товарищи летчики. Узнав, что на «Ил-2», неожиданно пришли в бурный восторг, долго трясли руки, благодарили.

Оказалось, что во время недавних боев на подступах к городу эту стрелковую часть прижали к земле плотным огнем вражеские доты. Красноармейцы залегли на снегу, не смея поднять головы, и не чаяли уже выбраться живыми из этой передряги.

– А тут несколько «горбатых» откуда ни возьмись, – улыбался лейтенант. – Низко-низко, чуть ли не у нас по головам прошли и как врезали фрицам! От них только рожки-ножки во все стороны полетели. А мы, как такое дело увидали, поднялись и одним броском в город ворвались. Выручили, ребята! Очень здорово выручили!

– Да ладно, – смущались пилоты, – что такого – это же наша работа. Сегодня мы вас, а завтра, не дай бог, плюхнемся где-нибудь поблизости, ваш черед наступит нам на подмогу идти.

– Нет, братья-славяне, – засмеялся лейтенант, – вы уж лучше не падайте. Летайте там, повыше, и нас огоньком, огоньком поддерживайте! Глядишь, так бесноватому хребтину сообща и переломим. Кстати, не побрезгуйте, мы тут от лица всех наземных войск хотим отблагодарить вас, как положено. Эй, старшина, одна нога здесь, другая там – быстро сюда пойло трофейное волоки! Накрыли тут, – пояснил он задорно, – штаб или склад – хрен поймешь. Они драпать собрались, шмотки свои погрузили, да не вышло – мы раньше подоспели. В одном грузовике кучу ящиков с бутылками обнаружили. Думали, водка или шнапс ихний, а оказалось – вино. Политрук наш вылить собирался, а я не дал. Решил приберечь на подарки. Вот, как чувствовал, – белозубо улыбался пехотинец. – Так что уважьте, не побрезгуйте!

И, не обращая никакого внимания на слабые протесты летчиков, загрузил-таки в их машину несколько ящиков с вином. Прорва, у которого в подобных случаях сразу же просыпалась хозяйственная жилка, мигом раздобыл где-то несколько немецких шинелей и тщательно укутал драгоценный продукт, чтобы тот не полопался на морозе.

После возвращения в часть пилоты втихаря разделили подарок между эскадрильями. Вечером сняли пробу и…

– Хрень какая-то, – высказал общее мнение Рыжков, скорчив недовольную гримасу. – Кислятина! Лучше нашей традиционной водочки все-таки ничего нет. Слышь, Катункин, достань мою фляжку из «сидора», сейчас перебьем эту гадость.

– Подожди, – Катункин достал из ящика пузатую бутылку, покрутил в руках и вдруг ахнул. – Коньяк! Чтоб мне сдохнуть, настоящий коньяк! Французский! Вот это пехота обмишурилась – такую ценность проглядела! А ну, братцы, – под радостный рев пилотов крикнул он, – выливайте этот сочок, подставляйте кружки – сейчас настоящую амброзию дегустировать будем. Нет, это ж надо, почти два ящика французского коньяка на халяву!

А вот экспату вино неожиданно понравилось. Особенно красное сухое. Оно по вкусу напомнило ему то, что они заказали с друзьями на прощальном ужине в Сан-Эндрю перед его отъездом в училище ВКС. Название давно выветрилось из памяти, но вот терпкий аромат темно-рубинового напитка, оказывается, прошел с ним через все это время и реальности.

Поэтому, когда Малахов решил отдать длинные бутылки из темного стекла на кухню, экспат решительно воспротивился и спрятал их под свой топчан, потеснив ради такого случая коробку Шварца. Кот, мягко говоря, не обрадовался такому развитию событий, но оспорить решение хозяина, естественно, не смог. Так, пошипел немного, пообижался, но в итоге смирился. Или просто сделал вид, что смирился, намереваясь отомстить, когда представится такая возможность. Хрен поймешь, что на уме у этого мехового подонка!