Однако как бы сильно я не оглядывалась, растрепанных светло-русых волос Генри нигде не было видно. Теперь я была больше чем просто «совсем капельку разочарована». Но может, он ждет не в том аэропорту?

Эрнест, как истинный английский джентльмен, взял наши чемоданы.

– На этот раз вы не привезли сыра? – спросил он, подмигнув.

– У нас была шоколадка для вас, но Миа съела ее в самолете.

– Ябеда!

– Лучше быть ябедой, чем обжорой!

– Я надеру тебе твою Куонисбергли, – пригрозила Миа.

Мама вздохнула.

– Если это то, о чем я подумала, то должна сказать, что без вас тут было очень мирно. Идем уже! Лотти испекла пирожки по рецепту своей бабушки, которые нужно есть теплыми.

И хотя мы не имели ни малейшего представления, что это были за пирожки, мы поспешили к автомобилю. Нам очень не хватало стряпни Лотти. Даже раклет[7] может надоесть, если готовить его каждый вечер. Пока мы были в Швейцарии, Лотти навещала своих друзей и родных в Баварии, а от них она всегда возвращалась с кучей новых замечательных рецептов с забавными названиями, которые хотелось попробовать все до единого. Лотти больше всего на свете любила опробовать свои блюда и выпечку на подопечных и выслушивать их вердикт.

По дороге домой мама и Эрнест рассказали нам, что случилось новенького (вообще-то, ничего, но мама очень долго об этом говорила), а Миа заявила, что наши горнолыжные приключения были интереснее. Она немного преувеличила – мы застряли в кресле подъемника не на полдня, а всего на четверть часа, и еще даже не стемнело, когда спасатели наконец сняли нас лебедками, да и лифт ездил вполне нормально, и да, лавина на самом деле тоже не сходила. Но эй, это точно было поинтереснее, чем то, что рассказывали мама и Эрнест. Я позволила Миа и дальше весело сочинять небылицы, а сама включила телефон, чтобы написать Генри СМС. Мне пришло сообщение от оператора, который доложил, что я снова в Великобритании, а затем одиннадцать сообщений от Персефоны, которая скучала по своему все-еще-не-парню-но-возможно-когда-нибудь Джасперу и всячески проклинала французских школьниц. Генри так и не написал.

Хм. Значит ли это, что я должна волноваться?

Последние десять дней мы с Генри встречались во сне не так часто, как договаривались. И это происходило по моей вине из-за невероятной смеси физической активности, свежего воздуха и раклета (все это в огромных количествах). Я засыпала так крепко, что на следующее утро даже не могла вспомнить, видела ли я вообще дверь в моем сне. Возможно, Генри был недоволен. С другой стороны, я тоже часто ждала возле его двери, а он не приходил. Но во сне невозможно все точно рассчитать – кто вообще спит по расписанию?

На Рождество он подарил мне одну из этих японских кошек счастья, машущих лапкой. Что было бы совершенно нормально – я считаю такие штучки действительно милыми – если бы я не провела как минимум тысячу часов, кропотливо работая над музыкальной шкатулкой, которая, если ее открыть, играла «Dream a Little Dream», а под крышкой у нее была наклеена моя фотография. В рамке в форме звезды. Может быть, лучше бы я этого не делала. Эта шкатулка буквально вопила: «Я люблю тебя», – в то время как мне был предложен сувенир на батарейках за шесть девяносто из азиатского магазина, что, в общем, ни о чем не говорило.

Я смотрела в окно, обдумывая, не отправить ли Генри СМС: «Я здесь, а ты где?» – но потом бросила это. Из самолета Лондон выглядел как в безвкусном снежном шаре: деревья, крыши, дороги были словно усыпаны сахарной пудрой – а здесь, внизу, кроме блестящего порошка ничего не было видно. Снежная каша ничуть не романтична – строго говоря, она даже не белая. И если бы понадобилось описать мое настроение, слово «слякоть» подошло бы идеально. Насколько радостной и исполненной ожидания я была в аэропорту, настолько угрюмой я вылезла из машины, когда Эрнест наконец припарковался перед его, пардон, нашим домом. К сожалению, когда дверь бесцеремонно открыла Эмили, подружка Грейсона, лучше не стало. Она была последней, с кем бы мне хотелось сейчас встретиться.

– Ах, вы уже здесь, – сказала Эмили, которая выглядела примерно такой же веселой, как и я.

Объективно говоря, это была очень красивая девушка с гладкими, блестящими каштановыми волосами, ровным цветом лица, высокая и спортивная, но я ничего не могла с собой поделать: для меня она всегда походила на злобную гувернантку из костюмированных фильмов, например, на фройляйн Роттенмайер из «Хайди»[8]. И на лошадь. В общем, на своего рода гувернантку-лошадь. Она выглядела старше своих восемнадцати лет не только из-за строгой, наглухо застегнутой одежды, но и из-за самоуверенного, всезнающего вида, с которым она постоянно разгуливала. На долю секунды мне захотелось развернуться на каблуках и исчезнуть. Но в этот момент выбежала Лютик с развевающимися на ходу ушами, а за ней появились Грейсон, Флоренс и Лотти.

И кое-кто еще с блестящими серыми глазами и светло-русыми волосами, топорщащимися в разные стороны.

Генри.

Он оттолкнул Эмили с дороги и просто взял меня за руку.

– Эй, ты снова здесь, моя сырная девочка, – пробормотал он, уткнувшись в мои волосы. – Я очень по тебе скучал.