– Да что такое? – Патриарху начал надоедать этот глупый разговор. – Ты, архонтисса, не хочешь же сказать, что у тебя нет земли?

– Нет… – в растерянности подтвердила Эльга. – То есть земли у меня – от моря до моря. Но как я могу ее подарить? Она же… сама по себе. Богами… Богом создана ранее людей и существует… не по нашей воле.

– Вот ты живешь в проастии Святого Маманта, – терпеливо начал объяснять Полиевкт. – Он принадлежит василевсу. Там дом, гавань, поля, луга, скот, оливковые рощи, виноградники, плодовые сады, рабы и свободные земледельцы. А если василевс пожелает, все это будет принадлежать монастырю… допустим, он восстановит древний монастырь Маманта Кесарийского, и все это будет принадлежать ему, он получит доходы с виноградников и садов. Святой Софии принадлежит Мантея – большое поместье, и несколько имений на Стримоне. Псамафийскому монастырю – это тоже здесь, в Константинополе, – принадлежат виноградники и проастий на Босфоре. Монастырям Диомида и Фоки василевс пожаловал изрядные владения. Церкви дарят землю и мелкие собственники, и крупные владельцы-динаты, и сам василевс. Иным монастырям приходится строить не только склады для всего своего добра, но и пристани и даже закупать морские суда для перевозки товара. Они разводят несметные табуны лошадей, стада волов, верблюдов! Чего только нет!

– Но чем же тогда слуги Бога отличаются от купцов?

– Ничем, – сухо ответил патриарх, явно недовольный оборотом беседы. – Но, во всяком случае, они могут чувствовать себя независимыми от власти мирян. Поняла теперь, чем богатеет церковь?

Эльга в общем-то поняла, она лишь пыталась применить эти понятия к своим родным краям. Никто там не мог подарить или продать кусок земли, который обрабатывал: тот принадлежал роду или верви. И сколько бы ни умирало оратаев, земля все равно принадлежала верви. А вервь не могла никому ее отдать, ибо чем бы тогда стала жить? И ни разу Эльга не слышала жалоб, что-де «земли у нашей верви что-то многовато»… Наоборот: редкий год проходил без ссор, споров и даже побоищ из-за угодий между соседями. Сколько она за двадцать лет разобрала таких дел!

Нет, не скоро в киевской церкви заведутся драгоценные венцы! Если сам Господь не пошлет.

Эльга даже обрадовалась, когда кто-то из служителей почтительно поклонился патриарху, намекая, что имеется дело, и тот отпустил ее. Качаясь в носилках по дороге в Боспорий, Эльга прикидывала: что она может подарить хотя бы церкви Ильи? Какие-нибудь из княжьих ловищ? Но их не так много, только для припаса на двор. Пожалования от князя? То есть часть дани? Она попыталась в уме пересчитать берковец воска в милиарисии. Узнав перед этим у Саввы, столько стоит корчага недорогого вина, итог она получала не слишком для себя утешительный.

Куда проще было тому Зорьке, про которого рассказывала баба Годоня! Дескать, взял Зорька за руку царевну Золотого царства, повел за собой, обернулся, глядь: все царство Золотое само в клубочек свернулось и за ним покатилось.

Уже сидя в лодье, Эльга оглянулась на оставшиеся позади громады городских стен.

– Мы что-то забыли? – Мистина это заметил.

– Нет. Смотрю, не хочет ли Царьград в золотой клубочек свернуться и за нами покатиться! – Эльга засмеялась, пытаясь отогнать подступающее уныние.

– Так ведь тот парень царевну с собой повел, – напомнила Ута, которая в детстве слушала сказки вместе с Эльгой, а с тех пор много раз повторяла их своим и приемным чадам.

– Без царевны ничего не выйдет, – кивнул Мистина. – В ней все дело.

И многозначительно взглянул на Эльгу.

Однажды, когда они оказались в южной части города, близ Пропонтиды, Савва наконец отвез Эльгу к Золотым воротам. Еще издали вид их заставил русов онеметь. Между двух огромных прямоугольных башен виднелись три арочных прохода: средний вытянулся на всю высоту стены, и именно он предназначался для вступления в город вернувшегося с победой василевса. Сами ворота были куда меньше и не достигали даже половины высоты свода; створки их покрывали позолоченные листы меди.

А на площадке над воротами высилось исполинское изваяние зеленоватой бронзы: некий царь правит колесницей, в которую запряжены четыре… невозможных зверя.

Вокруг со звоном посыпались всяческие «йотуновы матери». Эльга смолчала, но с трудом сдержала желание подпереть ладонью нижнюю челюсть. Невольно отшатнувшись, она наткнулась спиной на Мистину, и он подхватил ее; она вцепилась в его локоть. Эти звери… Огромные, как целый дом, толстые, на ногах-столпах, с огромными ушами. На морде у каждого рос длинный хвост, а по сторонам его торчали длиннющие, как копья, толстые изогнутые клыки. В животе похолодело: даже бронзовые, эти звери производили устрашающее впечатление, а если бы они существовали на самом деле и были живыми?

– Это кто? – слабым голосом спросила Эльга.

– Василевс Феодосий, – пояснил Савва. – Строитель этих стен.

– Да нет, вот эти… чуды-юды.

– Это элефанты. Персидские звери.

– Персидские? – Эльга обернулась к нему. – Ты хочешь сказать, что в Персии они водятся живые?

Отведя глаза от элефантов, она ощутила тревожную неловкость: казалось, пусть они и бронзовые, но лучше к ним спиной не поворачиваться!