оптион – помощник для поручений – и топотирит друнгария флота, то есть доверенное лицо от начальствующего над морским войском. Первый – еще молодой человек с простыми чертами и деловитым выражением, а второй – более зрелый, с невыразительным лицом, на котором не то сильный ожог, не то болезнь оставили множество мелких шрамов. Оптион молчал потому, что ему говорить при старших не полагалось по должности, а подручный кораблеводителя – просто по душевной склонности. Толмач не требовался: все трое знали северный язык, поскольку по рождению принадлежали не к грекам, а к норманнам. И все трое почтительно перекрестились при входе в триклиний, где под сводом был в ярких красках мозаикой изображен на золотом поле образ Иисуса Христа – с рыжеватыми волосами и бородой, в красной тунике и синем плаще. По бокам от него застыли в поклоне: слева покровитель предместья святой Мамант Кесарийский, с дикой козой возле колен, справа его святые родители Феодот и Руфина. Эльга, сидевшая лицом к двери, заметила, как изменилось лицо вошедшего Саввы, когда взгляд его упал на лик Христа: в нем мелькнуло оживление, будто он увидел важного и приятного для себя человека, который тоже видит его.

Этериарх Савва Торгер, глава «средней этерии», состоявшей из наемников-норманнов, был уже далеко не молод. Судя по выдубленному морщинистому лицу и спокойному, мудрому взгляду светло-серых глаз, ему перевалил за середину шестой десяток. Высокий чин давно уже не требовал от него участия в схватках, но он явно не прекращал упражняться и оставался строен и крепок, как тридцатилетний: ни сутулости, ни тучности. Загорелая лысина поднималась почти до маковки, но на затылке еще держались коротко остриженные полуседые волосы; борода, совсем седая, была густа и опрятна, усы красиво загибались кончиками кверху.

– Откуда ты родом? – спросила у этериарха Эльга, когда все уселись.

Это очень старый обычай: при новом знакомстве попробовать счесться родней. И хотя в такой дали от дома он вряд ли имел смысл, привычка оказалась сильнее доводов рассудка.

– Из церкви Святого Ильи, – полушутливо ответил Савва и пояснил: – Там я появился на свет в баптистерии, и случилось это всего двадцать пять лет назад. Как видишь, христианин Савва еще далеко не стар, а скорее весьма молод. Уж куда моложе того язычника по имени Торгейр, который утонул в крестильной купели и сгинул, к счастью, навсегда. Что толковать о мертвеце?

Настаивать на серьезном ответе Эльга сочла невежливым: возможно, этот человек не хотел, чтобы кто-либо мог встать на его обратный след. Мистина бросил ей быстрый значительный взгляд: тоже так подумал.

– Возможно, вам известно, что ныне этерий существует три, – рассказывал Савва Торгер.

На нем был очень красивый кафтан красновато-коричневого шелка с желто-золотистой отделкой, но вся повадка выдавала воина – породу, которую Эльга угадывала с первого взгляда, ибо прожила близ этих людей всю жизнь. По привычке он часто вставлял греческие слова, о смысле которых приходилось переспрашивать, и выговор его звучал непривычно, но все же собеседники понимали друг друга, и киевским русам приятно было встретить здесь людей, говоривших на том же языке.

– Великая этерия набирается из македонцев, средняя этерия – это наши люди, в малой этерии служат всякие турки и сарацины, обращенные в христианство. И есть великий этериарх, начальствующий над всеми тремя, – он грек, его зовут Никанор Мита. Пользоваться наемными войсками – для ромеев очень старая привычка. Она насчитывает много столетий. Нынешней этерии положил начало василевс Лев Армянин, лет сто назад, и неудивительно, что его ближайшие наследники обратили взоры к тому народу, который в то время прославился боевитостью, – усмехнулся Савва. – Норманны тогда ураганом прошли по Франции, Испании, Италии, Британии и были известны как весьма способные к сражениям люди. Не знаю, кто был здесь первым наемником из Северных Стран, может быть, этериарх Ингигейр, чья дочь вышла за Василия по прозвищу Македонянин. Наш Константин август – их внук. Средняя этерия служит василевсам, как конунгам служат хирдманы – охраняя Мега Палатион, собственные их покои и вестиарий, где хранятся сокровища и самое дорогое платье. Вестиаритов здесь принято называть «львами» – как за их силу и бесстрашие, так и за золотые и рыжие бороды. Ты, верно, не знаешь, но греки считают, что наименования русов произошло от слова «русиос» – «рыжие».

– Должно быть, наградами вас не обижают? – улыбнулся Мистина, выразительным взглядом окидывая одежду и оружие Саввы.

Будучи неравнодушным к красивым вещам, он старался задавить невольную зависть.

– Василевс понимает, что от нашего довольства зависит его безопасность, а значит, жизнь. Но Романия продолжает вести войны с сарацинами Сайф ад-Даулы, эмира Алеппо и повелителя Сирийской пограничной области, а также с эмиром острова Крит, который ежегодно подвергает набегам и разграблению побережья Романии. Поэтому василевсу постоянно нужны воины. Замирившись с болгарами тридцать лет назад, ромеи наконец смогли взяться за сарацин как следует. Был здесь один очень толковый полководец – Иоанн Куркуас…

– Нам он известен, – вставил Мистина, уже без улыбки.

Взгляд его стал холодным, почти враждебным.

– А, ну да! – Савва посмотрел на него, что-то вспомнив. – Это же были вы…

– Именно тот отважный муж правил морским войском греков, когда мы приходили сюда с Хельги Красным, – пояснил Мистина в ответ на удивленный взгляд Эльги.

– Но в то лето доместика Иоанна не оказалось в столице, и вас чуть не сжег живыми не он, а Феофан, протовестиарий. Вообще-то старший вестиарий занимается присмотром за василевсовым платьем, – без малейшего сочувствия к этому двойному позору киевских русов засмеялся Савва, и рты обоих его