Точно так же все выглядело, когда Ингвар вернулся из второго похода на греков и привез дары, которые василевс прислал ему ради мира. Тогда он сам приказал развесить добычу по всей избе, желая поразить жену, и это ему удалось: она хохотала и рыдала одновременно. Радуясь не столько подаркам, сколько тому, что Ингвар вернулся – живым и с честью, смыв позор недавнего поражения. Если бы его второй раз ждал такой провал, то лучше бы ему не возвращаться…

И вот теперь она сама вернулась из греческого похода. С победой и добычей? Или с неуспехом и стыдом? Так сразу и не скажешь…

– Там вот такие же звери-львы у трона стоят, они из золота сделаны, но могут шевелиться и рычать, будто живые, – рассказывала Эльга Святославу и Прияне. – Это называется ме-ха-ни-кей, – старательно выговорила она заученное слово. – У того старого Соломина-царя львы просто у престола стояли, не шевелясь, а правил сто лет назад в Романии василевс Феофил, а у него был муж ученый, именем Леон – златокузнец, ведал хитрости разные, вот он этих львов золотых шевелиться заставил. Они не живые, – повторила она. – Сделанные. Не видела бы своими глазами, не поверила бы!

– Ох, матушка! – Святослав покрутил головой и засмеялся. – Мудра ты уехала, а воротилась втрое мудрее.

В глазах его, в голосе Эльга слышала то же недоверие, с каким сама когда-то двадцать лет назад внимала Лидульву, когда тот повествовал о греческих хитростях. Теперь вот и сын думает: мать умом тронулась в греках-то. Сама же говорит: звери не живые, сделанные. А раз сделанные, значит, рычать и хвостами махать не могут. Это и дитя поймет.

Но Эльга не винила его. Уж конечно, все виденное ею и вообразить не сможет тот, кто всю жизнь прожил здесь, на Руси, где нет никаких «механикей»… И гинекеев нет, и станков, где сплетаются в дивное полотно сразу шесть разноцветных нитей. Не видел золотого столпа Юстинианова – высотой с Олегову гору, – обронзовевшего всадника, с той высоты грозящего варварам. Не видел портиков, мощенных каменными плитами площадей, акведука, Морских стен и исполинских каменных башен… Ничего не видел.

Скрипнула дверь, отвлекая ее от воспоминаний, вошла Ута – одетая в старое шерстяное платье, что носила еще до отъезда. Изумленными глазами окинула разложенные везде паволоки, нашла Эльгу.

– Так и знала, что ты здесь! Тебе уже рассказали?

– Что? – Эльга нахмурилась, стараясь вернуться мыслями домой.

– Ой, чуры мои… – Ута закрыла лицо руками, потом провела по нему, будто хотела что-то стереть, но вид у нее был какой-то дикий. Ей хотелось плакать и смеяться разом.

– Да что с тобой? – Эльга шагнула к ней.

Вместо ответа Ута наклонилась вперед и захохотала. Потом распрямилась и выдавила, в изнеможении чувств глядя на сестру:

– Держанка-то моя… двойню принесла.

Весь остаток дня Эльга разбирала привезенные дары, прикидывала, кому что. Нарочно затягивала это дело, не зная, как после такого путешествия войти в колею прежней жизни. Чередой наведывались гости, но отрокам велели пока никого не пускать, кроме особо приближенных. Княгиня обещала вскоре устроить пир и там все рассказать и показать.

Но больше всего ей хотелось побыть с внуками. Вместе с Утой она побывала у средней племянницы, недавно родившей двух девочек-двойняшек, а назавтра снова не удержалась – отправилась к своим молодым.

– Хорошо, что пришла, матушка! – Святослав поднялся ей навстречу. – Мы как раз тебя вспоминали.

Прияна села на постели: несмотря на полуденный час, она лежала, хоть уже оделась. Судя по виду, ей нездоровилось: веки опухли, красивое прежде лицо выглядело отекшим. У лежанки валялись расшлепанные поршни, а босые опухшие ноги молодая женщина перед приходом свекрови держала на высоком ларе возле постели – чтобы были выше тела. На руках ни перстней, ни обручий: не надеваются.

– Лежи! – попросила Эльга невестку и сама подошла обнять. – Зелия пьешь? Толокнянка помогает, лист брусничный, лист березовый, хвощ. Шипина и земляника тоже хорошо.

– Пью, – Прияна кивнула на горшочек у печи.

Свойствам зелий ее учить не требовалось: бабка и старшая сестра Прияны славились как травницы, и она усвоила эту науку с детства.

– У нас когда зимой Живлянка тем же маялась, к ней лекарь-грек приходил, – добавила Эльга. – Учил петрушку, траву да корень, с соком лимона мешать. Помогало хорошо. Да где здесь взять…

– Мы и листом березовым обходимся.

– Всякий день челядь веники таскает! – усмехнулся Святослав.

Прикрытый завеской живот у невестки «лез к носу». Эльга отметила про себя, что это обещает еще одного мальчика, но промолчала. Об этих делах чем меньше говоришь – даже дома, со своими, – тем лучше. И еще раз подумала: второе дитя за два года! Вот невестку судьба дала! Еще неведомо, получилось бы такое у Горяны или у какой-нибудь из засидевшихся Константиновых дочек. Впрочем, от царевны нужно не это.

Ярик ползал по медвежине, расстеленной на дощатом полу возле родительской постели, играя раскрашенными чурочками. Эльга наклонилась и подняла дитя на руки.