– Хозяин, – пролепетала женщина дрожащим голосом. – Не надо, ведь рано еще, рано…

– Рано? А мне похрен, веришь, нет? Правила знаешь? Тебя выбрали твои соседи. Они считают тебя самой бесполезной и никчемной бабкой, а не я, – Рамзес скорчил глубокомысленную гримасу, но в его свинячьих глазках блестело садистское удовольствие. – Что же делать, если по субботам у нас большой обед.

– Но сегодня только среда, – торопливо запричитала женщина. – Я точно знаю, сегодня среда, хозяин! Я дни специально считаю…

– Среда, суббота, мне похрен, веришь, нет?

Женщина, заплакала в голос, но ее повалили, обвязали веревкой и притянули костлявые ноги к колесу. Жертва повисла вниз головой, продолжая рыдать. К турнику подошел Мясник, в руках которого был особый нож с загнутым кверху лезвием.

– Погодь! – крикнул Рамзес верзиле, а затем обратился к худощавому бандиту с волосатой бородавкой на скуле:

– Хрыщ, дай дубину!

Тот передал главарю бейсбольную биту.

– Ты, лохопедина, – крошечные глазки Рамзеса уставились на Леонида, – еще условия ставить будешь?! Ты все мне расскажешь про свое лекарство! Или смотри, что завтра будет с тобой! – главарь ударил женщину битой по бедру, отчего та взвыла, дернув руками. – Смотри, и не дай бог хоть раз отвернешься, я тебе, сука рваная, ноги перешибу, веришь, нет? – и снова несчастная жертва получила удар в бедро.

– Шкуру портишь, Рамзес, – недовольно протянул Мясник.

– Ладно, начинай, давай, – скомандовал главарь.

Никогда, до конца своей жизни Дрожжин не смог бы забыть то, что увидел. Леонид не пытался отвернуться, зажмуриться или закрыть лицо руками, но не потому, что так велел какой-то отморозок. Он смотрел на весь этот ужас, с мертвым спокойствием впуская древнее зло. Он открыл себя для тьмы, которая ворвалась в его душу ураганным потоком ледяного ветра. Но огонь не желал гаснуть и в груди рождалось неистовое торнадо. Адский смерч полировал сердце, сметая все условности, в плену которых до сих пор находился бывший педагог.

В висках Дрожжина неистово колотили молоточки, а в голове застряли два слова: «осознанная необходимость». Именно осознанной необходимостью было созерцать эту жуть.

Мясник подошел к орущей от боли женщине, отвел ее голову к спине и полоснул ножом по горлу, кто-то из каннибалов ловко подставил ведро. Когда из жертвы вытекла кровь, Мясник отделил от трупа голову и встряхнул, схватив за жидкие седые волосы.

– Данила, свари для быдла бульон, – сказал Рамзес, зачерпывая кружкой из ведра и с жадностью прихлебывая.

Ведро, наполненное кровью, унесли, а висящее тело приспустили. Сделав надрезы в нужных местах, Мясник с отработанной привычной легкостью содрал с убитой кожу. Потом началась разделка человеческой туши…

Турник давно опустел, а Леонид, сидя на ступеньке, все еще смотрел в ту сторону. Он не чувствовал страха, ненависти или омерзения, но в душе не было пустоты. Дрожжин вдруг со всей ясностью понял, что Рамзес и все, все, все его прихвостни до единого, должны быть ликвидированы. Просто, без всяких эмоций, как паразиты на теле. Людоеды – остатки тех выродков, кто уничтожил цивилизацию, и потому не имеют права жить под одним небом с ним, Кисловым и маленьким Сашей. А те, кто сейчас служит скотом для банды, скотом и останется, но они должны превратиться из животных для убоя, в рабочих лошадок, чьим потом и кровью, на чьих смертях будет построен новый мир, лучший, нежели старый, доядерный. И никто из этих тварей до конца своей жизни не посмеет поднять головы, ибо все они покрыты несмываемым позором.

Он поднял лицо к небу и с силой прошептал:

– Если ТЫ хочешь, чтобы я в ТЕБЯ поверил, сделай так, чтобы это случилось!

Молитву Леонида прервал тревожный гул – со стороны главного здания городской больницы двигалась небольшая группка местных жителей. Парень невольно вздрогнул: неужели сегодня еще кого-то собираются разделывать? Однако он увидел странную картину. Впереди толпы шли два человека, облаченные в защитные комбинезоны и противогазы. Из кирпичной двухэтажки навстречу людям высыпали бандиты.

– Вы кто? – обратился главарь к пришельцам в ОЗК.

– Я скрипач, – сказал чужак, снимая противогаз. – Меня зовут Ян.

У музыканта были черные как смоль волосы и такие же непроглядно черные глаза. Наверное, его можно было назвать по-своему красивым, он обладал почти идеально римским носом, а губы кривились в жесткой улыбке.

– Могу сыграть, – скрипач достал из-за спины футляр.

– Сегодня день лохопедов, что ли? – произнес Рамзес, вперившись во второго человека в ОЗК. -А это кто?

– Это Инесса, моя жена, – сказал Ян, помогая женщине выпутать волосы из резиновых ремешков.

– У-у-у, – протянул главарь, коснувшись коротких пепельных волос супруги скрипача, которая хоть и не отдернула голову от грязной руки каннибала, все же бросила такой уничижительный взгляд в его сторону, что Рамзес невольно отступил на шаг.

– Огонь-баба! – хохотнул он. – Люблю горячих!

Людоеды, весело переглядываясь, заржали.