казалось все произошедшее.

– Ты настоящая?

– Можешь не сомневаться! – Стейси наклонилась над ней, внимательно осмотрела сочувственным взглядом. – Почему у тебя наручники на запястье? Господи, и волосы обгорели. Ты что, была на этом пожаре?

Кори с трудом подыскала слова:

– Какой-то человек… пытался меня убить в этих туннелях… но гремучие змеи…

– Да. Вот он.

Стейси швырнула снайпера лицом в снег перед Кори и поставила ногу в ботинке ему на шею. Кори увидела пистолет в руке Стейси. Она попыталась разглядеть человека на снегу, но у нее все плыло перед глазами.

– Его наняли, чтобы убить тебя, – объяснила Стейси. – Я поймала его, когда он уже собирался выстрелить. Он не назвался, поэтому я называю его Мешок Говна.

– Как? Но как?… – В голове у Кори все смешалось.

– Слушай, нам нужно доставить тебя в больницу, а Мешок Говна – в полицию. Тут внизу в полумиле отсюда – ратрак около сгоревшего здания парового насоса.

«Здание парового насоса».

– Сжечь… Он пытался сжечь меня живьем.

– Кто? Вот этот Мешок Говна?

– Нет… Тед. У меня были отмычки… я открыла наручник… в последний момент…

– Что-то ты такое несешь, – сказала Стейси. – Дай-ка я помогу тебе подняться. Ты можешь идти?

– Лодыжка сломана. Пальца на руке нет…

– Черт. Давай я тебя осмотрю.

Кори почувствовала, как Стейси ощупывает ее, мягко касается щиколотки, задает вопросы, трогает поврежденные места. Она почувствовала радость утешения. Через несколько минут она увидела перед собой лицо Стейси, очень близко.

– Значит, так: у тебя несколько ожогов второй степени. Ты права, лодыжка у тебя сломана, и мизинца нет. Все это не очень хорошо, но, к счастью, больше никаких повреждений. Слава богу, на тебе была зимняя одежда, иначе бы ты обгорела куда сильнее.

Кори кивнула. Она не понимала, что говорит Стейси. Но Стейси ли это или просто сон?

– Ты исчезла…

– Извини. Когда я поостыла, то поняла, что эти говнюки наняли какого-то головореза, чтобы выгнать тебя из города. И поэтому я некоторое время ходила за тобой и очень скоро засекла этого сукина сына – он выслеживал тебя, как собака вынюхивает дерьмо. Стала следить за ним. В конечном счете угнала снегоход из ангара, как вы двое передо мной. И приехала сюда по следам как раз вовремя, чтобы увидеть, как этот тип исчез в дверях шахты. Я потеряла тебя в туннелях, но поняла, что и он тебя потерял, и успела вернуться вовремя.

Кори кивнула. Она перестала что-либо понимать. Люди пытались ее убить – это она знала. Но Стейси спасла ее. А больше ей ничего и не нужно было знать. Голова у Кори кружилась, она даже поднять ее не могла. Перед глазами собрались темные тучи.

– Значит, так, – продолжила Стейси, – ты остаешься здесь. Я отведу Мешок Говна к ратраку, а потом мы вернемся за тобой. – Кори почувствовала, как Стейси одобряюще пожала ей плечо. – Ты, девочка, продержись здесь еще минутку. Тебе здорово досталось, но ты поправишься. Ты уж мне поверь – я знаю. Я видела… – Она помолчала и отвернулась. – Видела что и похуже.

– Нет, – сказала Кори, потянувшись к Стейси. – Не уходи.

– Надо. – Та мягко отвела руку Кори. – Я не могу одновременно держать под контролем Мешок Говна и помогать тебе. И тебе лучше не ходить. Дай мне десять минут, максимум.

Это заняло меньше чем десять минут. Кори услышала рев дизеля, потом увидела пучок света движущихся фар, прорезающих мрак. Машина быстро приближалась в вихре снега. Из кабины появилась бледная фигура – Пендергаст? – и вдруг она оказалась в его руках, он поднял ее, словно она снова стала ребенком, а она прижалась головой к его груди. Она почувствовала, как его плечи начали конвульсивно вздрагивать, слабо, размеренно, как если бы он плакал. Но это было, конечно, невозможно, потому что Пендергаст и слезы несовместимы.

Лучи яркого зимнего солнца проникали через окно и полосами лежали на кровати Кори в больнице Роринг-Форка. Ей выделили лучшую палату – угловую одноместную на одном из верхних этажей. Из большого окна был виден почти весь город, укрытый волшебным белым одеялом. Этот вид открылся Кори, когда она пришла в себя после операции на руке, и здорово поднял ей настроение. Это было три дня назад, а еще через два ее собирались выписать. Перелом ноги оказался несерьезным, но мизинец она потеряла. От некоторых ожогов у нее, возможно, останутся шрамы, но незначительные и только, как ей сказали, на подбородке.