коррективы.

Дело в том, что батарея айпада была истощена примерно на треть, а зарядки у меня не было. А хоть бы и была – поди сыщи в одна тысяча восемьсот восемьдесят шестом году сеть на двести двадцать вольт с евророзеткой! Так что порыться не спеша в этом кладезе знаний не получится – в режиме чтения айпада хватит, судя по индикатору, часов на девять, да и то при минимальной яркости экрана. Вывод: этот козырь надо приберечь на самый крайний случай, а пока я по-быстрому показал Николеньке несколько эпизодов из разных фильмов – и отключил девайс до лучших времен.

Кстати, в процессе демонстрации технологий двадцать первого века я лишний раз оценил гений Стива Джобса: гимназист, не имеющий ни малейшего представления не то что о компьютере, но даже об арифмометре и пишущей машинке, с ходу освоил основные принципы и через десяток минут уже листал странички и открывал файлы. Вот что значит «дружественный интерфейс»…

Но к делу. В рюкзаке нашелся еще и калькулятор – самый обыкновенный «Ситизен», тонюсенькая пластинка размером в пол-ладони. Вот ему истощение батарей не грозило, поскольку работал гаджет на встроенной солнечной батарее – как и мои наручные электронные часы с кучей функций, включая плеер. Кроме того, технологии двадцать первого столетия были представлены горстью гелевых ручек, нокиевской мобилой, пустой флешкой на восемь гигов, швейцарским армейским ножом-мультитулом и начатой пачкой «Риггли сперминт». А еще – в кармане джинсов прятался верный перцовый баллончик, знакомства с которым так удачно избежал злобный дворник Фомич. Вот, собственно, и все имущество путешественника во времени. Негусто, но хоть что- то.

Мы с Николкой проболтали часов до двух – в темноте, лежа в постелях; режим в доме Овчинниковых был вполне патриархальным, свет гасили в десять вечера. Он все пытал меня: что произойдет дальше в России, да и во всем мире? Почему-то парнишка был уверен, что я досконально знаю обо всем, что произошло между его восемьдесят шестым и моим две тысячи четырнадцатым годом. А что я мог ему рассказать? События второй половины девятнадцатого века были для меня сплошным белым пятном. Нет, я помнил, что в шестьдесят первом году случилось освобождение крестьян, потом была война с турками – это когда наши чуть не взяли Стамбул, – а потом вроде бы эсеры взорвали царя. И все; следующее событие, о котором я знал хоть что-то, была Русско- японская война одна тысяча девятьсот четвертого-пятого годов. Так что я выкручивался, как мог, и благодарил Николенькину тетю за то, что она заставила нас погасить свет. Щеки мои ощутимо горели от стыда. Как же я проклинал себя за то, что так и не добрался хотя бы до романов Акунина (вроде бы он писал как раз об этом времени) – что уж говорить о тех книгах по истории, которые регулярно подсовывал мне отец! А я, дурак, все танчики гонял на компе! Вот уж точно «знал бы прикуп – жил бы в Сочи», как говорил отцовский товарищ дядя Андрей. Кто же знал, что сведения об этом не самом популярном периоде отечественной истории НАСТОЛЬКО мне понадобятся?

Но делать нечего – оставалось лишь краснеть от стыда за свою дремучесть и сожалеть об упущенных возможностях.

Засыпал я хоть и на сытый желудок, но с тяжелым сердцем. Понимаете, в ближайшем будущем меня ждала полнейшая неопределенность. И единственный человек, на которого я мог положиться, – гимназист, чья голова битком набита жаждой приключений и буссенаровской романтикой. Или Буссенара здесь тоже еще не издавали?[29] Грустно… ничего-то я не знаю. Да, тяжела ты, доля попаданца…

Олег Иванович в раздражении прохаживался по тротуару. Это не лезло ни в какие ворота: он уже почти полчаса пытался дозвониться до сына, но в трубке раз за разом звучало ненавистное: «Аппарат вызываемого абонента отключен или находится вне зоны доступа». Ну куда, скажите на милость, он мог деться? Вот тот самый дом на улице Казакова, про который говорил мальчишка в гимназической форме, а значит, сюда и должны были направиться ребята. Неужели что-то случилось? Да нет, мальчик выглядел хотя и странно, но вполне прилично. И явно нуждался в помощи – вот Олег Иванович и отпустил с ним сына.

Телефонный звонок, прозвучавший так некстати, был от редактора журнала «Вестник живой истории», куда они с Ваней и направлялись, когда встретили Николку. Олег Иванович уже неделю откладывал встречу, да и на этот раз припозднился, так что придумывать оправдания и вновь переносить визит было решительно невозможно. Он рассчитывал за полчаса, максимум час, уладить дела в редакции, а потом встретить сына и расспросить того, чем закончилась история с гимназистом. И вот уже целых сорок минут Олег Иванович вышагивал туда-сюда по улице, названной в честь великого русского архитектора, и терзал мобильный телефон.

– Пап, ты здесь? Вот здорово! Не волнуйся, у нас все в порядке, просто тут ТАКОЕ…

Олег Иванович обернулся – от угла Гороховского переулка бежал сын.

– Ты только послушай, – начал было Ваня, но отец в раздражении перебил:

– Это как понимать? Зачем телефон-то надо было отключать? Я места себе не нахожу, гадаю, что с тобой стряслось… Ах, и вы здесь, юноша? Ну как, нашли свой загадочный дом?

Из-за спины Вани выглядывал Николка.

– Еще как нашли, пап, – продолжил Ваня. – Ты не поверишь, но…

Если бы кто-то из проходивших в то утро по улице Казакова обывателей прислушался к разговору стоящих на тротуаре – мужчины средних лет и двух подростков, один из которых был одет по моде царского времени, – то, наверное, решил бы, что перед ним компания сумасшедших. Впрочем, может, и не решил бы – Москва две тысячи четырнадцатого и не к такому привыкла. К тому же занятная троица вела себя не агрессивно, разве что беседовали они на