ногтями. Он хотел сказать, что он тут ни при чем, что кровать сломалась случайно, что он вовсе не ломал ее, но… Слова намертво застряли в горле, царапая плоть, будто шершавые куски сухаря.

– Елена Борисовна, это все Павлик Кашин!

Голос Иры, прозвучавший в звенящей тишине, дрожал от возмущения.

– Она врет! – завопил Паша, поднимая с подушки голову.

– Что между вами произошло? – потребовала объяснений Елена Борисовна.

– Я спал. А Димка прыгал на кровати. И сломал, – выпалил Паша.

– Если ты спал, то как узнал, что Дима прыгал на кровати? – удивилась женщина, но Пашу этот нюанс ничуть не смутил:

– Он прыгал и разбудил меня. Я проснулся и увидел, как он сломал.

– Он все врет, – снова вмешалась Ира. – Он приставал к Диме, и они стали драться. А потом упали на Димину кровать.

После этих слов притворяться спящими было уже глупо, и дети, откинув одеяла, жадно прислушивались к конфликту.

Елена Борисовна размышляла недолго.

– Я предупреждала вас, чтобы вы вели себя тихо. Кашин, Алексеев, по стульям. В разные углы. У вас еще есть время подумать перед тем, как начнется праздник.

Дима молча поплелся к стульям, стоявшим в длинный ряд у стены.

– Кашин! Тебя что, разве не касается?

Тон Елены Борисовны стал прохладным.

– Это все он, – пробурчал Павлик. – Я ничего не делал.

– Я больше повторять не буду. Быстро на стул. Я жду.

Кряхтя, словно немощный старик, мальчик сполз с кровати и с нарочитой неторопливостью направился к Диме.

– Нет. Сядь в другой конец, – велела воспитательница. Кисло улыбнувшись, Павлик подчинился. – Подумайте над своим поведением. Я очень хочу надеяться, что вы сделаете правильные выводы, – сухо произнесла Елена Борисовна.

– Дура, – обронил Павлик, как только дверь за женщиной закрылась. Он поднялся со своего места и как ни в чем не бывало подошел к Диме. – Я все равно сильнее тебя. Твой папа в Африке живет и каждый день под кустик срет. Понял?

– Это твой папа под кустик срет, – выдавил Дима. Он с ненавистью смотрел на свои трясущиеся руки. Почему он так боится этого жирдяя? Почему папа с Верой не отдадут его в секцию карате? Или айкидо?! Тогда бы он показал этому Пашке!

Потоптавшись на месте, Павлик внезапно наклонился к Диме, и тот отпрянул назад, стукнувшись затылком об стенку. Он чувствовал неприятное дыхание Кашина – запах сыра и кофе с молоком.

– А я все знаю, – прошептал Паша. – Все-все-все.

Диме показалось, что его глотку вновь заполонили колючие сухари, которые никак не желали проваливаться в желудок. Все, на что он был способен, – это часто моргать, смотреть на нависающую круглую физиономию толстяка и помимо своей воли вдыхать гадостный запах из его слюнявого рта.

– Мне все папа сказал. Ты боишься страшных сказок. Особенно про Бабу-ягу. Уж я-то знаю.

Дима сделал глотательное движение. «Сухари» не двигались с места.

– Ты боишься всего. Ты трус. А я вам сказку не до конца рассказал.

– Паша! – позвала Ира.

Толстяк обернулся, его маслянистые глаза недобро вспыхнули.

– Я все скажу Елене Борисовне, – пригрозила она.

– Я с тобой потом разберусь, ябеда, – прошипел Павлик и вдруг громко пукнул. – Эй, зачем пердишь, Димка? – хрюкнул толстяк, даже не меняясь в лице, словно так и было задумано.

Дима был настолько шокирован столь вопиющей провокацией, что у него отнялся язык.

– Это ты! – крикнул он, когда к нему вернулся дар речи. Павлик лишь усмехнулся с хладнокровным видом.

– Нет, ты. Все слышали.

«Уж я-то знаю», – красноречиво говорил его взгляд. Дети, угомонившиеся к тому времени, начали хихикать, тыча в Диму пальцами.

– Димка-вонючка, – добавил Павлик и театрально помахал в воздухе рукой, будто бы разгонял неприятный запах. – Ладно, слушай конец сказки. Мы все убежали домой. Димка думал, что все закончилось. Но ничего не закончилось.

– Уй… уйди от… от меня, – пробормотал Дима. Окончательно растерявшись, он начал заикаться, перед глазами клочьями взорвавшейся радуги вспыхивали разноцветные пятна.

– А когда Димка лег спать, к нему ночью прилетела Баба-яга, – все так же тихо произнес Паша. – Она схватила его из кровати и унесла в свою избушку. И зажарила. А потом съе…