Назад в Мелиз, обезумев от паники. Добраться, поднять тревогу. Шестерка стала четверкой. Иаот и Двира остались сдерживать Катаклизм, и их пожрала тьма.

В столицу, быстрее! Успеть! Чудовища приближаются! Спасайтесь! Они все ближе!

Многие бежали, улепетывая через «заднюю дверь». Миры сочленялись друг с другом, как листы книги. Чудовища подступали только с одного направления, опустошая все на своем пути. Соседним от Мелиза миром, куда можно было отступить, оказался Эрец. Какая там организованная эвакуация! Убежать и спастись успели несколько тысяч из многих миллионов. Даже десятка тысяч не набралось. Остальные приняли свою судьбу.

Так много… Самоцветы на гобелене бытия. Главная драгоценность Великого Сущего. Все краски мира. Стерто.

Многие бросились к порталу – тщетно. Проход был нешироким, всего лишь прорезь в ткани небес. Одновременно на ту сторону могли шагнуть двое- трое; получалось медленно, а чудовища были все ближе. Вопли и стоны с той стороны «прорези»; крик погибающего мира – они стояли в ушах Разгута. Он помнил, как резко они оборвались, и наступило молчание. Некоторые счастливчики, успевшие пройти портал, возвращались назад – разделить судьбу близких.

Портал запечатали. Но Искатели делали так за время отступления десятки раз, и ни разу им не удалось остановить чудовищ. Раненая, мембрана между мирами больше не могла себя залечить. Сейчас Катаклизм грозил проникнуть в Эрец, и дальше, на Землю, и во все последующие миры, – даже в миры, открытые второй шестеркой, как бы далеко она ни ушла.

Однако среди спасшихся были стелианцы. Они всегда выступали против идеи Искательства, и после того, как много лет назад Избранные отправились в путь, стелианцы овладели искусством, которым не владел никто иной: чинить мембрану, вуаль, энергию, слои Великого Сущего. Они успели. Они закрыли портал и удержали его. Они спасли Эрец, и Землю, и все остальные миры.

И обрели славу.

Искателям достался позор и проклятье. И казнь.

Из-за тюремной решетки они слышали, что сотворили с памятью выживших. Маги не побрезговали вмешаться в разум. Они украли у каждого серафима прошлое: не только знание о Катаклизме, но и Мелиз. Новый мир, новые люди, новая жизнь. Разгут понимал, зачем это делается. Маги не желали, чтобы в один прекрасный день спасшиеся осознали, что главная вина лежит на магах, придумавших отправить Искателей в поиск. Они поделили вину на всех. Но не наказание. О нет.

Иаоту и Двире повезло: они погибли быстро. Их просто съели.

Остальным вырвали крылья. Не отрубили – вырвали. Больно, ох больно! Больно!!!!! На глазах у Разгута искалечили трех других. Они корчились в муках, и он корчился вместе с ними. Связь, которая существовала между Избранными, заставила их испытать не только собственную боль, но и муку остальных. О, божественные звезды! Боли оказалось слишком много.

Однако худшим было даже не это. Истинной казнью стала ссылка.

Миром их заключения стала Земля. Им позволили распорядиться тем, что осталось от жизни. Но что с того?

Их разделили. Для четверых создали четыре портала, и, несчастный случай тому виной или жестокий умысел, их разбросало по планете. Каждый остался один. С отломанными крыльями. Один. Израненный. Один в неведомом мире.

Четыре сломленных существа, которым назначено было рухнуть с небес и удариться о чужую твердь. Порознь.

Разгута выбросили через портал над Заливом Тварей.

В тот чудесный день вода была зеленой, а небо ясным, ни облачка. Чудесный день для пытки. Его подхватили под мышки и поволокли к рваному пульсирующему разрезу в небесной ткани, протолкнули на другую сторону и разжали руки. Он полетел с неба вниз. Он падал.

И падал. И падал.

Он не разбился. Избранный, лучший из лучших. Их готовили к долгому пути и испытаниям. Светочи. Искатели. Сильные из сильных; таким недостаточно падения с неба, чтобы умереть. И он выжил. И жил, если это можно так назвать.

Он так и не нашел остальных в злом мире ссылки. Хотя чувствовал их боль – и горечь, и вину. Все было умножено четверократно. А потом боли, муки и вины стало меньше, и еще меньше. Прошли годы, и они умерли, один за другим. Разгут чувствовал их смерть. Они были его частью – Клео, Ариет, Элазаэль, – а потом ушли. Вот теперь он испытал, что такое настоящее одиночество. Песчинка, плывущая по волнам Великого Ничто. Разум расколола трещина.

Тысяча лет ссылки. Один.

Ой, беда! Ой, горе! Он все еще жив.