– Ага, точно. Давай.
Торопливо, чувствуя, как поджимает время, они сформулировали желание, чтобы помочь девушке, чей недуг был для них полной загадкой. В благоговейной тишине Зузана сжала гавриэль в ладони и сказала, как если бы обращалась к самому Бримстоуну:
– Я желаю, чтобы Элиза Джонс, рожденная с именем Элазаэль, получила полную власть над своим телом и разумом. И была здорова.
Что-то подтолкнуло ее добавить:
– И пусть ее личность проявится в самой полной мере.
В тот миг это казалось самой правильной из всех возможных формулировок: не отказ от одной личности под давлением других, а углубление собственного «я». Вызревание.
Если желание превосходило возможность монеты, не происходило ничего. Например, если ты держал скаппи и желал миллион долларов, скаппи просто оставался на месте. Мик и Зузана не знали, на что способен гавриэль. Поэтому они пристально уставились на Элизу, выискивая хоть какой-нибудь мелкий знак, указывающий, что желание выполнено.
Но мелкого знака не было.
Как бы это сказать… Знак был отнюдь не мелкий.
Отнюдь. 62
Эпоха войн
Акива произнес всего лишь одно слово: «Аксая». Вероятно, Иаил понятия не имел, что это имя, – но результат проявился достаточно быстро.
В одну секунду.
Воздух позади Иаила сгустился. Вихрь меха и зубов. Император успел увидеть движение и получил удар.
Две половинки одной секунды.
Иаила быстро поволокло назад.
Две секунды.
Солдаты находились между ним и Акивой. Они еще только начали поворачиваться, а император уже почувствовал сталь, прижатую к телу, и задохнулся от неожиданности. К тому моменту, когда головы охранников достигли конечной точки поворота, напавший успел оттащить Иаила к дверному проему и бросить на колени, приставив к горлу нож, – оставаясь при этом за его спиной, вне пределов досягаемости охраны.
Послышались жуткие вопли, настоящий кошачий концерт. Но император бесился молча: с клинком у горла не поорешь. Вопил Падший, он извивался на кровати, по-прежнему сражаясь с девушкой.
Три секунды.
Лезвие ужалило шею. Иаил решил, что ему нанесли серьезную рану, и запаниковал. Нет, всего лишь порез. «Ах, какая жалость», – прошептал около уха женский голос. Лезвие было остро заточено, а стоящая за спиной у императора женщина не осторожничала. Еще один жалящий укус, еще один порез, смех за плечом. Хриплый, издевательский.
Секунды отбивали счет. В них поместилась только растерянность солдат и дикие крики Разгута.
– Нет! Нет! Нет!
Голос уродца звенел от бешенства.
– Убейте их! – бушевал он. – Убейте!
Будто следуя его приказу, один из солдат бросился к Иаилу, направив меч на державшую императора химеру. Ее рука сжалась сильнее, когти впились императору в бок, прямо сквозь одежду, а нож проник еще глубже в плоть.
– Стоп! – закричал он. Химере, своим солдатам. И безрадостно заметил, что звук вышел визгливым. – Стоять!
Он пытался придумать, что делать – целых пять секунд, – но согласно собственному приказу императора, все солдаты стояли, выстроив живую стену между его прежним местом и Акивой. Оттащив Иаила к двери, напавшая химера оказалась защищена стеной и телом императора. Сзади ей тоже ничего не угрожало – не дотянуться. Промах.
– Как легко бежит кровь, – мурлыкнула она. – Звериный, горловой голос. – Думаю, она хочет на свободу. Даже собственная кровь тебя презирает.
– Аксая, – предупреждающе позвал Акива. Иаил только сейчас понял, что прозвучавшее слово было именем. – Главное – не проливать кровь.
