В воздухе перемешались эманации страха, ненависти и отчаяния.
– Я просила смерти, – горько призналась я, икая от слез. – Просила не трогать Мигеля, взять меня. Он не слушал, он наслаждался. – Прошелестела: – А после того как меня по запросу Эйдана признал Совет, Рамон не имеет права убить меня сам. Иначе будет отвечать по закону…
– Господи! – вскрикнула Лёна.
– Я смотрела в синие, полные боли глаза Мигеля, – продолжила я рассказ, – потом в его выжженные глазницы… И поклялась страшной клятвой: пока я жива, никто больше не станет жертвой Рамона по моей вине! Никогда! Именно поэтому я стараюсь держаться подальше от мужчин и не заводить ни с кем тесную дружбу, понятно? Ни с кем!
– Прости меня! – плакала Лёна. – Прости, я не знала! Это так страшно! Мучительно… Но Эйден все равно обязательно должен узнать…
– Это смертельно больно, – согласилась я, ласково промокая ее щеки платочком. – Но пусть эта мука из-за меня больше никого не коснется. И больше мне не придется умирать вместе с кем-то из вас и возрождаться одной…
– Прости меня! – хлюпнула подруга, шмыгая носом. – Я… мне нужно…
– Уходи, – с усилием улыбнулась я. – Вольного ветра и свободного неба!
Лёна порывисто выбежала из гостиной. Вскоре послышался шум мотора.
На каминной полке однообразно тикали антикварные часы-сова. Скалились, строили рожи хрупкие фарфоровые статуэтки мандаринов и пастушек. Безнадежно стремился ввысь белоснежный фаянсовый голубок. Декоративные блюда бликовали в свете рожков настенных бра лунными пятнами сине- коричневых узоров…
– Ты в порядке? – В комнату стремительно вошел Диего.
– Почти, – солгала я, вороша угли и старательно пряча в тень заплаканное лицо. Ничего не хочу! Ни любви, ни страсти, ни внимания, ни заботы, если они достаются такой ценой. Ни-че-го.
Мужчина подошел к камину, взял забытый стакан воды, покатал в ладонях и допил. На секунду застыл и поборол необъяснимую дрожь.
– Пора спать, – сказал он внезапно охрипшим голосом. – Завтра у нас будет напряженный день.
– Спокойной ночи, – попрощалась я, оставаясь тихо сидеть у камина во власти разбуженных воспоминаний.
Сгорали, потрескивая, дрова. Жар осушал горько-соленые слезы. Дарил кратковременное забытье. Мурлыкал и терся о ноги большой кот, забирая печаль. Жизнь продолжалась…
Глава 8
Труп врага пахнет хорошо, но воняет – плохо!
Поздним утром я спустилась вниз, к недовольной перебазированием Натке и странно-задумчивому Диего.
– До чего мы дошли! – уперла руки в боки хранительница. – Из родного дома, как зайцы, бежим! – Сегодня она перевязала лоб широкой лентой с бисерной вышивкой и выглядела издали как индейская скво. Ну, точно, как же я забыла – Натка вышла на тропу войны!
– Натка, – строго напомнила я ей, – там тоже родной дом.
– Какой там дом! – пригорюнилась женщина-домовушка. – Явочная квартирка. Конура…
– Там пять комнат, – резонно заметил Диего, стараясь не встречаться со мной взглядом. – Если бы каждая собака барствовала в таких условиях, то людям стало бы негде жить!
– А людям и так негде жить! – фыркнула хранительница, доставая из-за спины поварешку и ласково поглаживая. – Потому что каждая собака…
– Стоп! – подняла я руки. – Натка, если тебе там плохо, то можешь остаться здесь. Мы как-нибудь справимся.
– «Как-нибудь» – это как? – подозрительно сощурилась женщина. – Борщ на потолке, спагетти на стенах, битки в дверях, гуляш по коридору, суши на балконе? Плавали уже, знаем!
– Ну… – Мне хватило совести покраснеть, вспоминая, как я доказывала Диего – какая я замечательная кулинарка. Доказала. Пожаром и капитальным ремонтом квартиры.
– Ну! – нахмурилась хранительница, выуживая в дополнение к половнику шумовку. И тоже из-за спины.
– У тебя там полевой набор ниндзя? – ехидно полюбопытствовал мужчина. – А вместо пулемета на закуску кухонный комбайн?
– У меня там НЗ на случай самообороны, – рявкнула женщина и вперилась в меня настойчивым взглядом. – Я жду объяснения, как вы будете справляться одни!
– Можно позвать… – Я набрала воздуха перед тем, как выговорить, и надеялась остаться живой.
– Временную хранительницу, – можно сказать, закрыл меня грудью телохранитель.
– ЧТО-О-О?!! Вот вам! – У меня под носом оказалась поварешка, у Диего – шумовка. – Размечтались! Чтоб я себе все удовольствие обломала! Не дождетесь! Быстро всем на выход!
– Вольдемар не выживет, – с фальшивой скорбью сообщил мне телохранитель. Разглядывая шикарно отделанный потолок, выдал с нескрываемой иронией: – Она его массой задавит, пастеризует и в банки закатает.
