русские такое не покупают, а у французов нет права на ношение личного оружия. Только генералам сабли разрешили, но где теперь эти генералы?
Ага, а это что, уж не кошелек ли? Лепаж подбросил тяжелый мешочек в ладони, стараясь по звону монет отличить золото от серебра. Или там все вперемешку? Пусть даже так – вес внушает определенные надежды. Вот только почему вместо ласкающего слух звука слышится приближающийся вой?
Лейтенант Самохин наблюдал за атакой французов с невысокого холма и ощущал себя то ли Александром Македонским, то ли предводителем шайки разбойников. Последнее больше всего соответствовало действительности.
– Черт бы их побрал! – ругался Федор Саввич. – Сержант!
– Здесь я, ваше благородие!
– Запрет на мародерство во время боя объявите каждому под роспись.
– Так вроде уже… нет?
– Там было в отношении мирного населения.
– Понятно, ваше благородие, непременно разъясним недоумкам политику командования. С сегодняшним случаем разбираться будем?
– Не нужно, их бог накажет.
Самохин немного ошибся – возмездие настигло любителей трофеев незамедлительно. Послышался пронзительный вой, и на французов начали сыпаться оставляющие дымный след ракеты. Они не отличались особой точностью, и, по меньшей мере, две трети попали куда угодно, только не в цель. Правда, и те, что долетели в нужное место, взрывались не все. Часть просто втыкалась в землю, испуская сноп пламени, а часть падала плашмя, сшибая солдат с ног длинными шестами-стабилизаторами.
Этого хватило. Ветераны совсем недавно на собственной шкуре испытали действие русских ракет, а новобранцы были немало о них наслышаны, так что обстрел вызвал панический ужас. Только вот английские снаряды не заставляли застыть в оцепенении, а воздействовали не хуже перца, щедро насыпанного под хвост флегматичной ломовой лошади, и буквально выбили французов с поля боя.
– Бегут, ваше благородие.
– Вижу, – кивнул лейтенант Самохин. – Заградительной линии приготовиться!
Сразу же послышались негромкие команды сержантов и урядников. Нет нужды надрывать глотку, если действия заранее отработаны на многочисленных тренировках. Егеря и спешенные казаки занимали позиции и добродушно матерились, незлым словом поминая греховную связь отступающих французов со всеми чертями преисподней вообще и с самим Люцифером в частности.
Казачий урядник улегся на аккуратно расстеленную конскую попону, разложил перед собой блеснувшие тусклой медью патроны и обернулся к Самохину:
– По ногам бить, али как, ваше благородие? Ежели в ноги, то большой расход боеприпасов выйдет. Казне один убыток, однако.
– Ты, Василь Прокопьич, дурачка-то не изображай, – ответил лейтенант. – Неужели не знаешь, что Бонапартий лазареты сюда не переправил?
Да, так оно и было. Французский император, в стремлении поскорее начать высадку и хоть ненадолго избавиться от давящей опеки генерал-майора Тучкова, приказал в первую очередь отправить линейные части и лишь потом все тыловые службы, включая лекарей и интендантов. Командир Красной Гвардии указал Наполеону на ошибку, но не стал настаивать на ее исправлении. Лишь добавил фразу под своей подписью, разрешающей принять императорский указ к исполнению: «Хозяин – барин, хочет – живет, а хочет – удавится».
– Понятно, – вздохнул урядник. – Стало быть, жалостливо стрелять будем.
– Это как?
– А наповал, чтоб не мучились.
Жак Лепаж улепетывал из-под ракетного обстрела чуть ли не последним – на его скорости сказывались собранные трофеи и тяжеленное ружье. Бросить и то и другое ну никак невозможно! Военная добыча является залогом безбедной жизни в будущем, а в случае потери оружия вопрос о жизни вообще теряет всякий смысл. То есть могут и не расстрелять, но закатают туда, откуда кошмар Восточного похода покажется волшебной сказкой и райским наслаждением. Давно ходят слухи об ужасных местах под названием «Kolyma» и «Alaska», где золото валяется под ногами вперемешку с обглоданными черепами незадачливых его добытчиков. И на тех черепах следы от зубов вовсе не диких зверей…
Близкий взрыв заставил испуганно вздрогнуть, но придал сил и поспособствовал открытию второго дыхания. Жак огромными скачками несся к спасительным холмам, где русские союзники защитят и не дадут в обиду. Эта мысль пришла неожиданно, но именно она стала маяком в безумном тумане смешавшегося от страха сознания. Они спасут… они отбросят англичан… они покажут всем мать какого-то Кузьмы…
И тем сильнее оказалось разочарование Лепажа, когда он увидел вспышки выстрелов и выбитые пулями земляные фонтанчики, четко обозначившие границу, за которую переходить не рекомендовалось. Как же так? Ведь это нечестно!
Бегущие французы остановились, будто налетели на невидимую стену, и начали бросать ружья. Может быть, в безоружных стрелять не будут?
Голос, усиленный жестяным рупором, ударил в лицо:
– Вашему императору нужна победа, господа! И если для ее достижения потребуется пожертвовать жизнями трусов, то он пойдет на это! Победа или смерть, третьего не дано!
