Унрит тряхнул головой, отгоняя непрошенные воспоминания. Сейчас (да и там, в Унре) они только мешали ему, ослабляя привыкшее к постоянному ожиданию смерти тело. Разъедая, как ржавчина, привыкший к постоянному насилию над жизнью дух. Его вырвало, но он тут же забыл бы об этом, если бы не природная брезгливость, заставившая унрита шарить во тьме с особой осторожностью, чтобы не измазаться в тошнотворной жидкости, которую выдавила из себя почти чужая ему человеческая плоть.
Факела он не нашел. Зато, ткнувшись ладонью во что-то холодное и липкое от крови, быстро определил, что под рукой у него крестообразный примитивный эфес мораннского меча. Того самого, которым он швырнул в мнимого Бигги.
«Мнимого, Дэн».
«Но тогда чья же это кровь?» — похолодел унрит.
Рука Дэна осторожно скользнула вдоль острого лезвия и очень скоро нащупала лежащее на полу тело. Удар мечом пришелся чуть ниже сердца. На убитом (или раненом?) была унритская куртка. Под ней остро пахнущая потом и кровью рубаха. Под ней — такой же, как у Дэна, уартор. «Кер?» Человек лежал на боку, разбросав в стороны похолодевшие руки. «Нет, не Кер», — подумал унрит.
Дэн склонился к груди лежащего и затаил дыхание.
Человек был мертв.
«О, Великие боги! Вы не позволите, чтобы я…»
«Убив не по своей воле отца, оказался убийцей…»
— Друга, — в ужасе прошептал Дэн.
Он еще надеялся, хотя интуиция подсказывала ему — чуда не произойдет. Пальцы унрита (он едва ощущал их) коснулись лица убитого. Дэн нащупал складку губ. Мясистый с горбинкой нос («Нет, нет. Это не он»), затем коснулся левого уха. Рука скользнула к правому.
Правого уха у убитого не было.
Вместо него — отвратительный нарост. Ошибиться было невозможно.
— Бигги! — с безумным шепотом, который казался страшнее крика, отшатнулся от распростертого на полу тела унрит.
Он пребольно стукнулся головой о низкий потолок, но боли не чувствовал. Сгусток пыли, сорвавшись с грязного потолка, забился ему в ноздри — он невольно вдохнул, и:
— А-а-а-пчхи!
Нет!
— Пчхи!
Дэн чихал и плакал. Плакал и смеялся. Он упал на пол и — откуда только силы взялись? — бился об пол, о стены, о металлических хисс, как выброшенная на берег рыба, моля о том, чтобы боль, которую он причинял и без того израненному телу, скорее убила его.
Между тем дверь «ловушки» в очередной раз бесшумно скрылась в стене, и узкий проход озарился тусклым светом мерцающих в глубине «ловушки» нотасов. Свет показался унриту ослепительным. Во мгновение ока его обезумевший взгляд охватил всю картину пиршества Унры. Обгорелые тела Кера и Тора. Измазанное кровью и оттого кажущееся еще более удивленным лицо Малыша. Его собственные окровавленные ладони. «О! Светлей…»
Крик замер у Дэна в груди.
Кошмар не кончился. Он только начинался.
Из «ловушки» вышла заплаканная («а волосы у нее не такие уж и золотые») Мирилла. Первый раз в жизни унрит понял, насколько страшной может быть неземная красота. Прекрасное лицо Мириллы озарила испуганная улыбка. Девушка потянулась к унриту. Губы ее что-то шептали:
— Дэн! Как хорошо, что ты здесь!
Или ему послышалось?
— Как хорошо!
— Хорошо? А чего ж хорошего? — прошелестели его губы в ответ, между тем, как все тело резко подалось назад. — Не подходи.
— Почему, Дэн?
— Не подходи.
Зубы стучали. Новый кошмар пробудил уже угасавшую волю к жизни. Унрит не то прошипел, не то проскрипел еще раз:
— Не под-хо-ди.
— Какой ты страшный, Дэн. Где Ирд? Что с ним? И что все это значит? — шагнула к нему Мирилла.
«О! Если эти твари могут заставить видеть, значит, и…»
—
— Но почему? Если я хочу… — она перешагнула через обгоревшее тело «капюшона». — А Кер? Где Кер?
«Ну да, именно эти вопросы она и должна задавать.
