непосильным трудом, растерзаны диким зверьем, погибли от голода и болезней. Сотни несчастных удирали в леса и горы, пополняя и без того многочисленные в этих краях шайки разбойников. Словом, северная часть дороги прокладывалась кое-как. Миллионы форов, выделенные из казны на строительство, большей частью оказались разворованными как окрестными грабителями, так и самими ронгскими чиновниками. А затем старик Фос затеял войну с Вахским царством, по недостроенной дороге протопали тысячи ронгских вояк, но поход оказался не особенно удачным — у Ронгского царства в то время еще не было сил окончательно сломить Вах — своего древнего могучего противника. После заключения мирного договора с Вахским царством царь Фос охладел к своим инженерным затеям и самая длинная дорога Империи так и осталась незавершенной. Однако некогда наведенные временные мосты и переправы верно служили путникам уже многие годы.

Влияние старой дороги Валентин начал постигать где-то на пятый, шестой день пути, когда вокруг открылась горная степь и возникли удивительные картины дикой природы Лураса.

До этого Валентину не приходилось тесно общаться с растительным и животным миром планеты, основное внимание уделялось людям. Он изучал жизнь городов, военные походы ронгов. Теперь же появилась возможность понаблюдать мир Лураса вдали от населенных мест. И, по убеждению Валентина, такую возможность тоже надо было использовать, ведь, чтобы понять поведение людей планеты, надо почувствовать жестокую красоту мира, в котором живут эти люди. Осознать стихию, из которой они вышли.

Дорога проходила через леса розовых деревьев. Стройные, могучие стволы поднимались над путниками на десятки метров, завершаясь плотными темно-зелеными и розоватыми кронами. «Это хвойные породы, сродни нашим соснам и кедрам, — размышлял Валентин. — Вообще, природа даже на разных планетах любит иногда использовать свои удачные решения многократно. Правда, здешние сосенки помощнее будут, чем земные, да и шишечки на них висят покрупнее, прямо целые арбузы… А вот такого у нас на Земле мне наблюдать не приходилось…» На пути отряда стали попадаться первые вазочные деревья. Местные жители называли их еще живыми колодцами, поскольку эти растения росли на самых пустынных и бросовых почвах, а длинными, могучими корнями собирали влагу с больших глубин. Ствол такого дерева у основания достигал в диаметре трех метров, затем постепенно сужался до метра, а наверху заканчивался трех-, четырехметрового диаметра шаровым вздутием, покрытым очень густым слоем тонких длинных буроватых иголок и напоминающим огромную лохматую голову. Внутри такой деревянной головы находились сладковатые белые волокна, пропитанные влагой. Запасы воды у деревца бывали весьма значительными, обычно их хватало растению на весь засушливый сезон — пять-шесть земных месяцев. Не раз эти хранилища влаги спасали путников от жажды и голода.

Валентин, посматривая на заросли бурых лохматых голов, устало улыбнулся. Он вспомнил свои мысли о многократном использовании природой одних и тех же решений и вдруг подумал, что, увы, и на Земле, кажется, уже встречаются организмы со схожими свойствами. Взять хотя бы те же кактусы… Или верблюдов — тот же прием: создание запасов влаги.

«Если бы на Лурасе водились животные, похожие на наших земных верблюдов, местные жители наверняка называли бы эти деревья не вазовыми, а верблюжьими… Или деревья-верблюды… Планеты разные, а принципы, законы природы диктуют часто одни и те же решения…»

День был на исходе, солнце Лураса, как его здесь называли — Огненный Ти, уже зацепилось краем диска за гряду синих гор у горизонта и отряд замедлил движение.

Повозка, в которой держали Валентина, свернула с дороги и, проехав десятка два метров, остановилась среди густых зарослей щетинника — кустарника с длинными жесткими листьями и крепкими (их часто использовали для наконечников стрел), до десяти сантиметров длиной, иглами.

— Привал и ночевка! — приказал Вули, командовавший отрядом. — Распрягай! Готовьте хворост для костра. Оск, займись кухней. Велт, осмотри окрестности, проверь, нет ли поблизости каких-нибудь бродяг — район, сам знаешь, неспокойный, дикий.

— Слушаюсь, господин! — бодро ответил Велт и, кивнув в сторону Валентина, добавил: — А за чужеземцем кому смотреть?

— Я сам покараулю, — с усмешкой ответил Вули. — Хотя в этой пустыне далеко не убежишь! Или горные львы сожрут, или местные жители уведут в рабство, а то и совсем прикончат…

За несколько дней пути Валентин успел хорошо разобраться в характере своего главного стража. Характер у Вули был мелочный, пакостный и злобный. Сын обнищавшего аристократа и рабыни, он с детства терпел насмешки и унижения, но, обладая известной хитростью и настырностью, сумел стать хорошим солдатом, а потом и попасть в маленькие начальники — очевидно, не так давно его произвели в десятские и стали доверять конвои с пленными. И Вули упивался своей маленькой властью и над стражниками — рядовыми легионерами, и над самими пленными. В Валентине он каким-то чиновничьим нюхом почувствовал фигуру значительную: а как же — сам принц Клай церемонится с этим Вило Маренти. Сразу бы голову долой — и все проблемы, так нет же — надо везти в Калию, в родовой замок Кальтов. Вули же в лапы, видимо, значительных фигур пока не попадало, и на пленнике он теперь старался выместить все свои жизненные неудачи. Он подолгу расспрашивал Валентина на каждом привале о его жизни в Каросе, о самом императоре Фишу, о других, по мнению Вули, великих вельможах Империи. И, расспрашивая, всегда напоминал о плачевном положении пленника. И всегда Вули удивляло, почему пленник так невозмутимо встречает его ядовитые намеки м напоминания о грядущей смерти.

И на этот раз Валентин отреагировал на выпады своего стража вполне достойно: