А вот ещё восторженные юнцы со взором горящим, толпами ломящиеся в королевскую гвардию. Достали уже, сил нет! Как в их незамутнённых умах не укладывается, что не всё и в гвардии, и в моей «блестящей» карьере было (да и есть) настолько красиво, чудесно и замечательно? Лучше бы с таким же усердием в армию на границы записывались, хоть бы толк был!

Сор из избы обычно не выносят, но мне всё чаще кажется, что в данном случае стоило бы. Написать всю правду и опубликовать потом где-нибудь в еженедельнике – пусть повесятся молодые петухи да стихоплёты на своих радужных мечтах. А, хм, выживших – бездна с ними! – так и быть, примем в нашу изрядно раздувшуюся гвардию.

Да уж, вот так вот живу, живу и доживу ведь до мемуаров – смех да и только. Но лучше уж написать, чем дождаться, пока за меня справятся. А ведь дождусь. И уверять будут, что так и было. Так что уж лучше я сам. Правда, чувствую, брошу это гиблое дело где-нибудь на середине, и лет так через пятьсот мои писульки откопает какая-нибудь учёная крыса в архиве и будет долго удивляться, прежде чем отправить их на растопку. Ну и ладно – может, королю Востока пошлю, когда закончу. Будет извинительное письмо. Пусть у себя публикует – вроде как мальтийское опровержение. И никаких золотых.

Так… Наверное, мне полагается начать с рождения. Все же так начинают, да? Ну вот, могу с уверенностью заявить – я родился в Мальтии, на Востоке никогда не был, не состою в родстве с королями, а тем более с богами. И никто меня не крал. Мать, думаю, с удовольствием меня сама кому-нибудь продала за кружку эля или кусок хлеба. Да только кому я тогда был нужен? Ещё никому – а меньше всего матери. В итоге в три года я от неё сбежал, украв пару медяков. Она гналась за мной до моста Висельников и кричала потом, что если я ей ещё раз на глаза попадусь, она меня точно прибьёт. Больше я её не видел. У моста меня подобрал городской стражник и отвёз в ближайший детский приют. От стражника на память остались позолоченная пуговица и серебряник, который я в приюте обменял на обед.

В общем, весьма прозаично и совсем не по-геройски. Так что эту часть, я думаю, стоит опустить.

Начать на самом деле следовало бы с Элизы.

Впервые я встретил её в замке принца Валентина. Красивый замок, стены белые, как крылья у лебёдушки, фортификации никакие, стены разве что не бумажные. Зато витражные окна причудливо играют со светом, точно в храме Матери. Зрелищно, не спорю, но и только. Он, наверное, сложился бы, этот замок, весь от одного удара тарана, как карточный домик.

Вместо дозорных башен, хранилищ и запасников во дворе был разбит сад – беседки, фонтаны, извилистые тропинки, диковинные деревья и цветы со всей Магианы. Это великолепие рябило в глазах и пахло так, что чихать хотелось не переставая. И птицы, конечно, тоже диковинные, надсадно покрикивали, точно пьяницы в тихий час.

Элиза не сочеталась с этой роскошью, как не подходят мечу богатые, золотой бахромой украшенные ножны из чистого шёлка. Не помню, была ли она красива. Наверное, уже тогда была, но я не заметил. Меня поразила её не явная, не внешняя чистота – словно дабитский кинжал среди железных подделок на стене оружейной. Словно молитва Матери, словно солнечный луч из-за горизонта на рассвете. Я даже ни на мгновение не усомнился, что она не человек, а чудесное, волшебное видение. Богиня.

И эта богиня как раз собиралась плакать. Её обижали какие-то курицы – кружили и кудахтали что-то на высоком мальтийском. Кощунствовали, в общем, барышни.

У меня в руках был поднос с чем-то жёлтым, липким и вонючим. Его предполагалось отнести лакеям, чтобы те подали это «угощение» в беседке у фонтана – там Его Высочество принимал гостя – графа. Не знаю, как в беседке, а на платьях «куриц» смотрелась эта липкая гадость очень даже ничего. Право же, и по цвету сочеталась – обе были наряжены в ярко-жёлтое с коричневыми оборками. Прямо и не знаю, чем в итоге барышни недовольны остались?

Я кинул им ещё вдогонку для острастки и только тут заметил, что богиня стоит совсем рядом. У неё глаза были синие-синие – как почти у всех северян, но эти тогда мне показались глазами небожителя. И улыбалась она робко, как Мать в храме.

–?Можно? – она протянула руку к подносу, и я покраснел. Я редко краснею, не то что некоторые – сразу в краску. И смущаюсь вообще-то тоже редко. Но тогда мне почему-то очень захотелось провалиться сквозь землю и одновременно быть рядом с этой невинной чистотой на Небесах.

–?Мои любимые, – аккуратно откусывая, сообщила девочка-видение. Взяла ещё, протянула мне. – А ты? Хочешь?

Я шумно сглотнул и заворожённо взял жёлтую липкую загогулину. Даже откусил, но тут же сплюнул.

–?Гадость!

Девочка засмеялась – звонко и весело, как серебряные тарелочки в храме Матери, отзванивающие время молитвы.

Оказывается, она жила в этом замке постоянно. Я на мгновение даже позавидовал принцу – вот эти богачи, а! Всё им можно, даже небожителей у себя селить.

Она щебетала и щебетала – в основном всё про принца, а я, раскрыв рот, восторженно пялился, почти не слушая. Пока «чудо» не схватило меня за руку и не попыталось утащить в ту самую беседку у фонтана, куда должны были отправиться лакеи с блюдом. Хотела познакомить с принцем. Чтобы играли вместе. Я ей, оказывается, понравился. И принцу тоже обязан понравиться, так-то. Блаженная.

Я не говорил на высоком мальтийском, но попытался объяснить небожительнице, как умел, что, может, у них там, на Небесах, принцы с сиротами и возятся, а у нас только прикладываются к нюхательной соли и слуг зовут – выкинуть мразь за ворота.