командиром Генрихом и докладывал о своих наблюдениях.

– Он подошел к нам, мой командир, сел на камень и стал смотреть в костер. А потом поднялся и ушел.

– Долго сидел?

– Двадцать восемь раз в одну сторону и двадцать восемь в другую. Это я похлебку варил и помешивал.

– Я понял. Можешь идти.

Кошевар еще раз поклонился и вышел, а в шатер вбежал наскоро собранный помощник Птюц.

– Что случилось, мой командир?

– Ничего, расслабься.

– Но мой ординарец…

– Это была ложная тревога. Меня тоже подняли с постели, но ничего страшного. Просто один из наших гостей посетил отхожее место, а потом подошел к костру.

– Подошел к костру? Он хочет контролировать нас?

– Я еще не понял, нужно связаться с госпожой – она растолкует. Но если они что-то узнали…

– Но как они могли?

– Тс-с-с! – прошипел Герман, приложив палец к губам.

– Но как они могли узнать? – шепотом повторил Птюц и оглянулся на колыхавшийся полог.

– Неизвестно. Ты же понимаешь, какие они. Может, им было видение или сон.

– А если госпожа скажет убить их?

– Значит, убьем, зачем эти глупые вопросы?

– Вопрос глупый, мой господин, прошу меня простить. Но они нам очень помогают, хорошо бы убить их поближе к победе над прицепами.

– Я тоже так думаю, но если госпожа прикажет… Она знает больше нас. Мы думаем, что они нам помогают, а на самом деле…

– Что на самом деле? – трагическим голосом спросил Птюц.

– На самом деле все может быть хуже. Ведь зачем-то он ходил к костру.

– Да, такое просто так не делают. Такое делают с умыслом, – согласился Птюц и тяжело вздохнул.

– Ладно, иди отдыхай, завтра снова воевать.

– Пойду, мой командир. Не знаю, как засну после такого, но пойду.

Помощник ушел, Герман скинул наброшенный на плечи мундир, потом отцепил пояс с двумя мечами и повесил на вбитый в столб гвоздь. Второй пояс, с метательными ножами и двумя кинжалами, оставил. Герман никогда не снимал его, как и короткую обшитую полотном кольчужку, о которой никто не знал.

Она не раз спасала его во время предательских нападений.

Утром Мартин проснулся с железным привкусом во рту, как будто накануне пьянствовал. Привыкнуть к здешнему воздуху никак не удавалось, и только вкусные горячие завтраки позволяли ему и его товарищам смириться с таким положением дел.

– Когда сегодня воевать будем? – спросил Ламтак, жуя оладьи из злаков грубого помола.

– Я про это ничего не знаю, – ответил Мартин.

– Хорошо бы до обеда, натощак воюется лучше, – сказал Рони.

– Ты-то откуда знаешь? – спросил его Бурраш.

– Оттуда. Я натощак всегда воровал хорошо, с полным брюхом в окно не влезешь.

– То воровать, а то воевать. Если мне пожрать не дадут, я и меч не подниму.

– А я натощак не смогу мотаться, как прошлый раз, – заметил Ламтак.

– Да я тебе свою порцию отдам, лишь бы ты так сегодня бегал, – сказал Мартин.

– И я бы отдал! – поддержал его Рони. – Здорово ты нас выручил, я даже к дубинке не притронулся!

– Зато как стрелял! – похвалил его Бурраш. – У нас хорошая шайка сколочена. Я иду на самого рукастого, Ламтак отвлекает войско, Рони бьет на заказ.

– А Мартин? – спросил Рони.

– А Мартин на себя топоры и дротики вытягивает. И главное – почему они в него швырялись, ведь Рони самый опасный был – у него арбалет?

– Это они в нем власть признали, – серьезно заметил Ламтак. – Так что ты, Мартин, не зевай, в другой раз в тебя опять бить будут.

– Да какая я власть, я даже не командовал, – возразил Мартин.

– Не-не, гном прав, – сказал Бурраш и, сложив стопкой дюжину оладий, положил в рот и запил сладкой водой с черешнями. – Ты, Мартин, начальник