Джарро молчанием выразил свое согласие, снова сосредоточившись на окунах. Те опять встали на ноги и по-прежнему не сводили с него глаз, замерев неподвижно, шевеля только ртами.
– Похоже, они не на шутку напугались, увидев меня, так что не думаю, что кто-то из их племени окажет мне серьезное сопротивление. Я составлю план, и мне понадобятся карты и твой совет, командующий, касательно того, какой маршрут выбрать, чтобы добраться до так называемых ворот, откуда выползли эти ребятки. А еще мне нужно, чтобы ты разрешил мне побыть с ними в камере наедине и попытаться выдавить из них информацию.
Сказав это, он вышел.
Глава двадцатая
Протиснувшись в узкую металлическую дверь, даунир ввалился в камеру, чтобы опять начать переговоры с окунами. Те, скребя ногами по каменному полу, шарахнулись от него к противоположной стене и вжались в нее спинами. Джарро постарался успокоить их знаками, кои счел для этого наиболее подходящими, но напрасно. Существами овладел страх, сделав их нервными и непредсказуемыми. Джарро поставил на пол пару фонарей, и стражник за его спиной захлопнул дверь, оставив его наедине с пришельцами. В комнате не было ни стола, ни стульев, никаких признаков цивилизации, только он, они и пространство голого каменного пола между ними. Однако кое-что объединяло их: напряжение – неопределимое, почти неуловимое.
Как же ему подобрать ключ к тайне языков, стоявшей между ними?
Тут конвульсии окунов прекратились, а взгляды – по крайней мере, он думал, что это были именно взгляды, – остановились на нем. Луковицы глаз, лоснящиеся панцири, чужеродные черты – все это едва не напугало его, но он был опытен и знал, что странная внешность еще не признак зла. Не физиономии делают людей хорошими или плохими.
Тысячи вариантов древних языков: он перебрал их все, диалект за диалектом, а пришельцы лишь смотрели на него и молчали.
– Здравствуйте. – И снова: – День добрый. Мир вам. Друг.
Каждые две-три минуты в камеру заглядывал стражник, проверить, как он, но ничего интересного не находил. Джарро уже почти готов был признать свое поражение в попытке разузнать что-то для главнокомандующего, однако мысль о том, чтобы вернуться с пустыми руками, немало его обескураживала. Наконец ему пришло в голову пообщаться с ними на их собственном языке, и он издал серию непривычных гортанных щелкающих звуков. Тут они снова сели, в движениях появилась координация. Вряд ли ему удалось связать целое предложение, наверняка он упустил кучу важных элементов, но сказанного им было достаточно, чтобы вызвать их интерес. В тот миг, когда в дверях опять появился стражник, они вдруг встали.
– Все в порядке?
– Отлично, – отмахнулся Джарро небрежно.
Значит, чтобы добиться прогресса, придется прибегать только к щелчкам. Когда твари отозвались на его призыв, у него екнуло сердце. Наконец ему стало казаться, будто он понимает их реакцию. Ему даже почудилось в ней что-то узнаваемое, точно приоткрылся вдруг какой-то уголок его памяти.
«Кто… ты? – спрашивали они его, как ему показалось. – Почему здесь? Как?»
Ответить на эти вопросы было невозможно, и не только по причине языкового барьера, но и потому, что он сам не знал, как и откуда он попал сюда.
«Ты не должен уметь приходить сюда».
«Только мы знаем как».
Следующее сказанное ими слово поразило его до глубины души.
«Дитя» – назвали они его. Какое дитя, когда ему несколько тысяч лет? Так, может, он и сам проскользнул сюда с какого-то другого уровня бытия? Существовали ведь книги, рассматривавшие такую возможность в теории, оперируя представлением об одиннадцати измерениях, через которые может воплощать себя реальность.
Внезапно один окун двинулся к Джарро и стал обходить его с тыла, второй пошел за ним. Они шаркали по каменному полу, приволакивая ноги, но делали это синхронно. При этом они издавали горловые звуки, низкие и угрожающие.
Джарро медленно поворачивался всем своим массивным торсом, стараясь не терять их из виду и в то же время не бросая попыток общения.
Но они вдруг перестали отвечать.
Они кинулись на него одновременно и повалили на пол в тот самый миг, когда, как он успел заметить, дверь отворилась и показался стражник. Боль, равной которой он не испытывал никогда в жизни, пронзила его насквозь. Окуны вцепились своими клешнями ему в грудь и рвали ее на части, засыпая все вокруг клочьями его кожи и меха, не переставая колотить его головой об пол. Как можно было быть таким глупым? Он еще успел увидеть, как ручеек его крови бежит по полу камеры, прежде чем погрузился в темноту, философски размышляя, что вот, кажется, и к нему пришла свобода…
Бринд был погружен в планирование учений, когда его вдруг срочно вызвали в камеры, причем сопровождавший его солдат всю дорогу бормотал что-то насчет даунира и двух мертвых стражников. Бринд потребовал, чтобы тот объяснился, но это ни к чему не привело. Они неслись к камерам во весь дух, провожатый запыхался, Бринд выхватил из ножен меч. Наконец солдат показал на зарешеченное окошко в двери.
Бринд приник к прутьям и тут же с отвращением отпрянул:
– Вот дерьмо…