был до бритвенной остроты, однако дело шло медленно. Санёк опасался поранить руку. Прошло не меньше пяти минут, пока Санёк ощутил: путы слабеют.
Внизу снова стреляли. Черноухий, захвативший Санька, время от времени оглядывался: как там пленник? Санёк замирал. А потом снова принимался за дело.
Руку он всё-таки порезал, даже не заметил, когда. Кровь текла по ладони. Но – справился. Сильный рывок – и руки свободны.
Черноухий оглянулся. Может, почувствовал…
Санёк увидел направленный в лицо ствол и, не раздумывая, метнул нож.
Этот нож был малопригоден для бросков, но с трех метров Санёк всё же попал. В лоб, кажется. Нож не воткнулся, а отскочил, но прицел Черноухому сбил: пули срикошетировали от бетона, ухо обожгла боль.
Второго шанса Черноухому Санёк не дал. Перевернулся и, толкнувшись двумя ногами, прыгнул на врага, правой сбивая ствол, а левой (второй нож – уже в ней) ударил режущим снизу вверх. Целил в горло, но Черноухий увернулся, и клинок вспорол ему щеку. До самых зубов, аж скрежетнуло. Обратное движение ножа вышло лучше – сбоку по шее. Черноухий судорожно жал на спусковой крючок, оружие билось у него в руке, раскаленный ствол ожег Саньку щеку… Но это было всё.
Санёк выпустил обмякшее тело и плюхнулся на задницу. Казалось, он выложился весь и теперь даже встать не сможет. Но смог. Перерезал веревку на щиколотках, поднялся на ватных ногах, огляделся. И сразу увидел свое оружие. Черноухий аккуратно сложил его слева от люка. И нож второй отыскал.
– Любка! – крикнул Санёк вниз. – Как ты там?
Ноль реакции.
– Любка, не стреляй, это я! – Санёк сунул ПМ в кобуру, ухватил «калаш» и кое-как сполз по лестнице на чердак.
Это была нелучшая идея. Чердак мог быть занят Черноухими, но Санёк как-то об этом не подумал.
Повезло. Любка сумела удержать позицию. Вот только…
– Любка, ты что? Что с тобой?
Никакой реакции. Лежит безвольная, как тряпичная кукла. Но – живая. Жилка бьется. Ранена? Блин! Не видно ни хрена, а фонарик включать нельзя. Увидят, и мало ли…
О, ноктовизор!
Санёк глянул через прицел и сразу обнаружил рану. Вернее, сначала он увидел жгут, перетянувший бедро, а простреленную ногу – уже потом. Кровь сочилась, но умеренно. Всё же молодец, девушка! Сумела жгут наложить, иначе – всё.
Санёк достал у нее из разгрузки медпакет. Перевязал потуже прямо поверх штанов, не забывая прислушиваться. Больше его так по-глупому не вырубят. Остатком бинта замотал собственное запястье.
Прислушиваться было легко: стрельба прекратилась. Внизу, в зале – никакого шевеления.
Вот только сил совсем не осталось…
«Ну я мудель!» – обозвал он себя. Как его только в политех приняли? Есть же стимулятор!
После укола стало существенно легче. Даже тупая боль в голове успокоилась.
Взбодренный, Санёк поднялся на крышу. С предельной осторожностью изучил двор. Сначала – через «ночник», потом через тепловизор. Мертвых во дворе было много. Часть уже подостыла, а вот живых не наблюдалось. На крышах – тоже. Санёк рискнул встать во весь рост… И никто не выстрелил.
Что ж, пора спускаться.
Любку пока лучше не трогать, решил он. На чердаке, в углу, ее и заметишь не сразу.
Так, а как спуститься вниз, интересно? Лестнице настал кирдык уже после взрыва первой гранаты, и это отчетливо видно в ноктовизор. Вообще же в зале – настоящая бойня. Не хотелось представлять, каково это выглядит при свете дня. Вчерашних впечатлений – за глаза и за уши. Так, не отвлекаться. Спуск… Можно просто спрыгнуть. Метра три с половиной. В хорошей форме и налегке – вообще не проблема, но нынче и с оружием?.. Веревка! У Черноухого должна быть веревка…
«Что-то я туплю, – думал Санёк, привязывая трофей к балке. – Видать, неслабо мне Черноухий по мозгам приложил».
В голове было легко и пусто. Как после похмелья.
Спустился.
Не успел встать на ноги, как раздался выстрел. Пуля взвизгнула в сантиметре от щеки. Санёк моментально рухнул на чьи-то останки, глянул через тепловизор…
Ствол револьвера, из которого был сделан выстрел, светился белым. Но сам револьвер лежал уже отдельно от хозяина. Выпал из ослабшей руки. Скис Черноухий недобиток.
«А ведь он реально мог меня убить», – подумал Санёк.
Но мысль не взволновала. Не убил же.