Лексус приготовился падать и притворяться мертвым, потому что сейчас должно пролиться море крови – все шло по плану.

И тут произошло чудо: поднялся Мулат, раскинул руки в стороны и рявкнул:

– Всем стоять!

То ли у Мулата был артефакт, повышающий его значимость в глазах других, то ли он обладал чем-то наподобие гипноза, потому что даже Бармалей поежился под его взглядом.

– Приношу извинения за своего друга, – проговорил Мулат. – У него склонность к клептомании. За виски я заплачу двойную цену.

Бармалей открыл и захлопнул рот, зыркнул на Лексуса с ненавистью. Этот план тоже с треском провалился, подумал Лексус и потянулся к пистолету, чтоб пристрелить Бармалея или прыщавого, все равно кого, главное, что ему ответят, и безволие закончится.

– Не смей! В людей не стреляй. Ни в каких, – велел Мулат.

Пальцы свело судорогой. На языке вертелись проклятия, но Лексус нашел в себе силы помолчать и мысленно взмолился, чтоб морду не били – он ведь не сможет ответить, но Мулат был справедлив и не оправдал его опасений:

– Хорошо придумал, хитро. Еще одна такая выходка, и я сломаю тебе сначала пальцы, а потом руку.

Обед был испорчен, Мулат бросил на стол пятитысячную купюру, нацепил рюкзак, потянулся через стол, чтобы пожать руку Бармалею. Лексус предпочел не задерживаться, вышел на улицу, но остановился на вытоптанной площадке возле бара – ему запрещалось отходить далеко от группы. Не прошло и минуты, как подтянулись остальные.

Похоже, кроме Мулата, никто не понял, из-за кого начался сыр-бор. Надо отдать Мулату должное, он не стал посвящать подчиненных в детали, с невозмутимым лицом зашагал дальше.

Путь им предстоял неблизкий и чертовски опасный – через болота, населенные бог весть чем. Если получится выжить, то потом их ждет обилие аномалий, в основном пространственно-временных, и мутантов, каких не встретишь возле Периметра. Лексус искренне надеялся, что все его сопровождающие передохнут, и он умрет не от их рук, как баран на заклании, выжить он не рассчитывал – все равно не получится, потому что в его сознании куча красных флажков, и он мечется вдоль них загнанным волком.

Ему больше не доверяли, даже гайки бросать не позволили, он шагал сразу за Кагором и спиной чувствовал пристальный взгляд Мулата, который все время ждал от него подвох, и не зря, потому что Лексус ни на минуту не прекращал обдумывать, как бы угробить себя и всю команду.

Сейчас искать удобный случай еще рано, а вот когда начнутся аномалии или мутанты… В аномалию сунуться будет сложнее – программа не позволит, – проще сагрить мутанта: чихнуть, наступить на ветку, забыть закрыть дверь в убежище. Правда, очень не хотелось быть съеденным заживо, но из гибели в бою и бесславной казни он выбирал первое.

Поначалу путь пролегал через холмистую местность, поросшую березовыми рощами и осинниками, затем углубились в хвойный лес, ощетинившийся очень густым подлеском, и продираться пришлось через колючие кусты, норовящие вырвать из рук оружие, хватающие за одежду, будто бы заросли старались удержать, не пустить в Сердце Зоны.

С одной стороны, было сложнее: гайки не улетали далеко, висли на ветвях, но с другой – проще: в таком естественном частоколе ни один мутант не подкрадется незамеченным. Где-то час потеряли в чаще, но затем подлесок начал редеть, то тут, то там стали появляться проплешины, где росла бесцветная трава, белая на фоне почерневших стволов мертвых сосен.

Счетчик Гейгера запищал в руках Кагора, он выругался и объявил:

– Радиационный фон в три раза выше нормы.

– Так будет некоторое время, – Мулат остановился, вытащил из кармана разгрузки упаковку таблеток, пару выпил сам, раздал остальным по две. – Полтора километра. Самые ядовитые места обойдем.

Кагор отказался от таблеток, отстегнул флягу и сделал несколько глотков, довольно крякнул и вытер рот рукавом. Лексус ему позавидовал, запил таблетки водой и покосился на лужу ядовито-зеленого цвета, подернутую белесой мутью.

В детстве он стащил у отца журнал и прочитал статью про бомбардировку Хиросимы, где подробно описывалось, как гибли люди от лучевой болезни, после этого ему долго снились кошмары, и радиоактивные изотопы виделись ему почти мистическими невидимыми врагами, медленно пожирающими организм изнутри.

В старших классах началась физика, он понял механизм действия радиации, но все равно остался темный глубинный страх из детства, который сейчас всплывал из памяти, как зловонный пузырь на болоте.

Когда ходил в Зону, он избегал радиоактивные места, теперь же деваться было некуда и предстояло посмотреть в глаза своему страху. Он уговаривал себя, что сейчас глупо чего бы то ни было бояться, потому что люди его убьют раньше, чем радиация, но ничего не мог с собой поделать: ему казалось, что он чувствует, как в него проникают радионуклиды, накапливаются в организме.

Здоровый лес закончился. Словно гнилые зубы из земли торчали черные сосновые стволы, многие накренились, оперлись друг о друга, как смертельно раненные, часть деревьев рухнула, образуя непролазные валежники. Ощущение было, как на кладбище, даже трава тут росла бледная, тонкая, нездоровая.