– Мой фюрер, с первых дней этой войны Люфтваффе несли немыслимые потери. Мы перепроверили все данные. Треть парка Люфтваффе, выделенная для боев на Восточном фронте, уничтожена либо сильно повреждена. При этом четверть летного состава убыла по смерти или ранению.
– Если все так будет продолжаться и дальше, то через пару месяцев от нашей авиации на Восточном фронте останется одно название, – констатировал Гитлер и с упреком спросил: – В чем причина такого краха?
– У русских намного более совершенные самолеты, чем у нас. Мы изучили подбитые образцы и сильно разочарованы. Теоретически мы можем сделать что-то подобное. Там нет ничего из того, что было бы нам не под силу. Вполне обычный самолет, только сконструирован достаточно смело и грамотно. И я уже отдал все необходимые распоряжения, но есть одна деталь, которая не позволит нам решить эту задачу быстро. Это двигатель. Технологически он уступает нашим лучшим серийным образцам. Но он сделан под совершенно недоступный нам бензин, – развел он руками.
– Значит, наш новый самолет, несмотря на все усовершенствования, будет уступать русским?
– Да, – кивнул Геринг, понимая, что это не самый уместный ответ в сложившейся обстановке. Поэтому сразу же решил исправить ситуацию. – Но у нас есть решение – нужно ускорить работы по созданию реактивной авиации.
– А… – небрежно махнул ручкой Гитлер. – Пока это не более чем игрушки… наши ученые до сих пор не смогли добиться разумных сроков работы двигателей. Как будто все рушится в их руках.
– Но нам нужно сосредоточить все усилия на этом направлении. Потому что иного варианта у нас нет. Англо-американские самолеты сражаются с нами на равных, а то и превосходят. Русские – превосходят на голову. Без стремительного рывка вперед мы обречены в воздухе. Наш Вермахт буксует в этой дикой, варварской стране, потому что мы не в состоянии прикрыть его с воздуха.
– Как быстро можно будет получить достаточное количество реактивных истребителей? Вы ведь за них печетесь?
– Не раньше зимы. Это направление чрезвычайно сырое. Но я приложу все усилия к тому, чтобы ускорить работы.
– И что, до зимы наши войска должны вас ждать? – с усмешкой спросил Гитлер.
– Почему? Они могут продолжать наступление. Только в воздухе через пару месяцев наших самолетов уже не будет. При таком техническом превосходстве у нас там просто нет шансов. Поэтому я прошу вас написать приказ о снижении интенсивности полетов. Иначе нам на реактивные машины придется сажать неоперившихся юнцов.
Глава 3
– Судя по вашей записке, – начал без приветствия Гитлер, – вы раскопали что-то действительно стоящее.
– Так точно, – кивнул Канарис. – Нас всех очень сильно удивило, что слухи о новейшей советской технике оказались правдой. Мы полагали, что эти недоразумения, лишь по странному стечению обстоятельств кем-то считающиеся людьми, не могли придумать и построить ничего дельного.
– Короче!
– Оказалось, что мы были правы, – развел руками с еле заметной улыбкой Канарис.
– А все советские танки и самолеты – это просто плод больного воображения наших солдат?
– Конечно, нет! Просто они плод не их научного поиска.
– И кто же решил им так помочь? – с усмешкой спросил Гитлер. – Американцы? Так у них тоже таких машин пока нет.
– Наши люди, работающие в Лондоне, столкнулись с очень странной активностью британской разведки. Они собирали сведения о каких-то малопонятных объектах на территории СССР. Кое-что мы смогли через них узнать и тоже ими заинтересовались. Из того, что мы смогли узнать, оказалось, что при НКВД существует ведомство, очень близкое по своим задачам к нашему обществу Аненербе[3]. Так вот. Ими была вскрыта могила Тимура. Само по себе это ничем интересным не является. Если бы не реакция, которая последовала сразу за этой акцией.
– И что же там случилось? – уже несколько заинтересованно спросил Гитлер.
– Введены беспрецедентные меры безопасности и начались какие-то совершенно непонятные работы. Возят какие-то глухие контейнеры на Лубянку. И тишина. Ни шумихи в прессе, ни каких-либо официальных заявлений. Через неделю после этого начинается экстренная подготовка к экспедиции к месту падения Тунгусского метеорита, ну или что там упало. Причем тоже тихо. Даже более того – с попыткой скрыть от наших глаз, хоть и неуклюжей.
– Что же они там такое обнаружили? Вы смогли хоть косвенно это узнать? Откуда столько мистики и тайн?
– Что там русские нашли, выяснить не удалось. А вот то, что через тот самый специальный отдел НКВД пошли большим потоком материалы, связанные с наукой и техникой, выяснить удалось.
– То есть ты считаешь, что они столкнулись…
– Даже предположить сложно с чем. Но это что-то им помогает. По нашим сведениям, в СССР интенсифицировались работы практически во всех областях науки и техники. И то, что мы увидели на фронте, – первые, робкие капли предстоящего ливня.
– Кроме английских сведений у вас есть что-нибудь еще? А то мне иногда кажется, что Foreign Office – это ваше иностранное подразделение.
– В тайнике одного из внезапно пропавших агентов мы смогли обнаружить обрывки двух документов, кусок телеграммы и два артефакта. Вот переводы, – протянул он Гитлеру листок:
