– Я полковник доблестного Вермахта и не позволю разговаривать со мной таким образом подлому унтерменшу, русской свинье, приказываю всем вам сдать оружие и признать победоносную германскую власть.

Пока Артур переводил, я молчал, а тут сразу всосал смысл речи немчика и чисто инстинктивно шарахнул немца в лицо сапогом (ногой то есть, а на ней же сапог). Правда, мысленно, в реальности не имею я права пинать это арийское быдло.

Тут в окно вижу проходящего мимо по своим делам Йигитали, стучу в окно, и парень, заметив меня, останавливается. Знаками показываю на дверь. И дверь, скрипнув, пропускает потомка Чингисхана (реально, конечно, это не так, но внешне еще как так). И по-узбекски говорю ему:

– Укам бу онасини эмагурлар хеч гапиришни хохламаяпти. Бир куркитиб куинглар чавандозлар орасига олиб бориб. Салгина булса хам акл кирсин, итваччаларга. Айникса мана бу хуппа семиз молбашарасига[246].

При этом указываю на хера полковника.

Йигитали обучен как надо, потому, вытащив свой кривобокий меч-ятаган, взмахивает и на плохом русском (тоже спецом) говорит:

– Хади впирет сука немис, хади я тувой мама рот таптал, и твой дом, труба шатал.

Еще взмах сабли-катаны, и фуражка с высокой тульей, принадлежащая полковнику, безнадежно испорчена, как и настроение с высокомерием оберста. Потому что устрашающий клинок промелькнул в сантиметре от хера Штирмайера, то есть не от хера этого херра, а от херра, тьфу, запутался.

В напутствие говорю нашему псевдочингизиду:

– Булар бизни узига кул килар экан, бизлар иккинчи навли одам экан, укам[247].

Йигитали не заставляет себя долго ждать и отвешивает мощного поджопника херру Штирмайеру, приговаривая:

– Ти сам у мене раб будишь немис-собака, я всю Гирманию таптат буду, ми не унтерменш, ми саветски щеловек, а кито унтерменшь, ти сичас узнаишь СУКА! Я твой мама карават шатал!

Выходим из пакгауза и направляемся к центру, ну, где ганомаг стоит, мой ночной приют, там Семенов с Прибыловым да товарищ Бусенко с Цыбиковым стоят, активно о чем-то переговариваясь, тут же стоит и Ахундов, но молчит, взгляд его устремлен, по-моему, в прошлое.

– Ну что, товарищи командиры? Какие планы?

– Товарищ капитан, все необходимые грузы уже погружены в машины и телеги, все, что не поместилось, оставляем, – докладывает Цыбиков.

– Как оставляем, зачем? Может, лучше сжечь?

– Расслабься, капитан, – говорит Семенов. – Все, что можно было, разрешили забрать полякам, само собой, классово близким, беднякам местным. Остальное Прибылов заминировал, да и людей предупредили, что будем взрывать, держитесь, мол, подальше.

– Ну, это лучше. Кстати, товарищи командиры, наш младшой поймал майора, полковника и начальника местного Абвера, как его отблагодарим за это?

– Да ты что, полковника видел, майора тоже, а абверовца где надыбали? – удивляется майор госбезопасности.

– Так мы его не дыбали, он сам объявился, притаился, сука, под видом денщика полковничьего, а Артурчик его и распознал. Артура, оказывается, данный капитан и закидывал к нам до войны.

– Так молодчага младшой, надо его к награде представить, – говорит Семенов.

– Фиг вам, товарищ майор госбезопасности, по товарищу Великову плачет трибунал, ведь он вместо выполнения приказа занялся самодеятельностью. И это есть нарушение Устава РККА. И я лично его накажу, потому что если каждый командир будет своевольничать, то немцы дойдут до Тихого океана.

– Слышь, Виталька, успокойся, не ругай парня и вообще отдай его мне, парень умен и инициативен и пригодится для диверсий. Давай я его подучу, и, когда улечу в Центр, у тя будет готовый начальник диверсионного отряда, они в связке с Выкваном таких тут дел наделают, – адвокатствует Игорь Романович.

– Ладно, черт с вами, победителей не судят, но младший лейтенант Великов, еще один раз ты будешь вольно трактовать приказ и играть в Запорожскую Сечь, или лично расстреляю, или сошлю, на фиг, в Центр. Понятно, махновый махровец?

– Так точно, товарищ капитан! – И Великов скрылся с глаз, радуясь, что легко отделался.

– Слышь, кобелина, я сейчас тебя ругать буду.

– Что? Романыч, ты это мне? Ругать? За что?

– За то, что ты кобелируешь чище мартовского кота. Чем тебя Маша не устраивала? – Семенов катит на меня моральную бочку.

– Ты про что, Маша всем хороша, и с каких пор Романыч в монахи записался, не ты ли в Гвадалахаре с анархисткой по Кармен Боабдилья романы крутил?

– Я тогда не женат был.

– Так и я не женат, и вообще, про что ты, товарищ майор?

– Как про что? Натешился, понимаешь ли, с Марией, теперь активно прыгаешь на Анну, что думаешь, ты самый умный, а вокруг глупые глухие слепцы? Уже третью ночь замечаю, как вы уединяетесь. Нет, дело, конечно, твое, законы СССР не запрещают кобелировать, но что подумает Маша, если узнает? А если твои бабы сцепятся? Это не мужики, они в уединенное место не пойдут выяснять отношения, они сразу лапами в космы лезут. И каково потом будет