– Дерриман… вы все еще здесь?
– Д-да, сэр Виктор.
Эш повернулся, чтобы посмотреть на генерального менеджера Комрека; он тоже забыл, что высокий, но робкий человек все еще находился в помещении.
– Хотите что-то добавить? – нетерпеливо спросил Хельстрем.
– Вообще-то нет, не совсем, – последовал ответ. – Но, но я таки задумался кое о чем, что сказал нам мистер Эш.
Эш удивленно поднял брови. Возможно, Дерриман был не так уж робок, потому что его последние слова прозвучали смелее, чем обычно.
– Ну так говорите, – проворчал Хельстрем, черты которого скрутились в пугающей гримасе.
– Помнится, мистер Эш отметил, что эти призраки, если это правильное слово, были «привлечены» через кого-то или что-то, что уже пребывает здесь, в Комреке. Это верно, мистер Эш?
– Да. Это вроде кондуита, паранормального канала. Или, возможно, порчи, уже укоренившейся за поколения бесчеловечных деяний, имевших здесь место на протяжении всей истории замка.
– Но по-прежнему приносимой этим таинственным кем-то или чем-то. – Дерриман становился тем увереннее, чем больше он говорил.
– Верно, – согласился Эш.
– И вы думаете, это притягивание осуществляется снизу.
– Ближе к делу, – резко сказал Хельстрем.
Снова занервничав, Дерриман посмотрел мимо Эша на своего босса.
– Сэр Виктор, эти люди в… в камерах на нижнем этаже подвала? В зоне сдерживания?
– Что насчет них?
Дерриман несколько раз быстро и нервно кивнул.
– Та женщина в последней камере?
– Я ее видел. – Эш снова повернулся лицом к Хельстрему. – Это та, в камере у которой полно граффити, нарисованных калом и кровью. – Он перевел дыхание. – Кто она? – Он опять обернулся, понимая, что честного ответа от Хельстрема не дождаться. – Кто она, Эндрю?
Генеральный менеджер Комрека снова стал заикаться, и на этот раз его слова были бессвязны. Он все время глядел мимо Эша на своего босса, который оставался за столом и по-прежнему хмурился, из-за чего странные черты его лица собирались в тугой узел.
– Что он пытается сказать, сэр Виктор? – решительно спросил Эш. – Кто же эта женщина? Когда она здесь появилась и кто платит за ее содержание, каким бы оно ни было?
Хельстрем проигнорировал его упрек, но вдруг словно бы покорился, и плечи у него обвисли, из-за чего он неожиданно показался Эшу меньше.
– Она появилась в Комреке, когда была еще младенцем, через несколько месяцев после начала войны с Германией. Она еще не ходила, я не знаю, сколько точно ей было лет. Боже, это было задолго до того, как я сам здесь появился. Меня еще даже на свете не было. Я не знаю всей этой истории.
– А я думаю, что знаете, – спокойно произнес Эш. Дерриман закрыл дверь и переминался с ноги на ногу на заднем плане.
Хельстрем глянул на Эша, снова обретая некоторую суровость.
– Конфиденциальность клиента, мистер Эш. Конфиденциальность клиента, – произнес он снова.
– Вам нужна моя помощь? Мне нужно больше информации.
Здоровяк вздохнул, смиряясь.
– Ладно, тогда садитесь и внимательно слушайте. Из того, что известно мне самому, рассказать вам я могу не так много, только архивный отчет, который я прочитал.
Эш придвинул стул поближе к столу и больше не сказал ничего такого, что могло бы заставить здоровяка замкнуться.
– Она находится в Комреке с того дня, когда ее тайно сюда доставили. За всю свою жизнь она никогда его не покидала, ни на один день.
– Как ее зовут? – Вопрос был поставлен прямо, но мягко.
– Этого я не могу разглашать ни при каких обстоятельствах.
– Она всегда была сумасшедшей?
– Мистер Эш, она была ненормальной с рождения. Теперь это называют синдромом Дауна.
– Дети с синдромом Дауна, как правило, счастливы, – сказал Эш.
– Она такой не была. Она всегда любила быть одна, закатывала истерики, когда к ней приближались, если это не был кто-то, кто приносил ей еду.
– Неужели она всегда жила взаперти?
– Я не уверен. Это, конечно, началось еще до того, как я сюда прибыл. Но ее изоляция служит ее же безопасности, как и безопасности всех